заключается не в абсолютной воле принца, не в руководстве парламента, не в силе армии, не во влиянии духовенства; это власть прессы. Материал, которым наполнены наши еженедельные газеты, воспринимается с большим почтением, чем акты парламента; а настроения этих писак имеют больший вес среди народа, чем мнение лучших политиков королевства.2

Печатники работали с новой яростью, чтобы удовлетворить возросший спрос. В Лондоне их было 150, во всей Англии — триста; двое из них в эту эпоху, Уильям Каслон и Джон Баскервиль, оставили свои имена на типографских шрифтах. Типография, издательство и книготорговля в большинстве случаев все еще были объединены в одну фирму. Одна из таких фирм, Longmans, родилась в 1724 году. Слово «издатель» обычно обозначало автора; человек, который приносил книгу, был книготорговцем. Некоторые книготорговцы, как отец Джонсона, возили свой товар на ярмарки или торговали им из города в город, открывая ларек в базарные дни. Стоимость переплетенного тома варьировалась от двух до пяти шиллингов, но шиллинг в 1750 году стоил примерно 1,25 доллара. В 1710 году парламент принял закон об авторском праве, который закреплял за автором или его правопреемником право собственности на его книгу на четырнадцать лет с возможностью продления до двадцати восьми лет, если он переживет первый срок. Однако этот закон защищал автора только на территории Соединенного Королевства; печатники в Ирландии и Голландии могли выпускать пиратские издания и (до 1739 года) продавать их в Англии, конкурируя с книготорговцем, заплатившим за книгу.

В этих условиях риска книготорговцы заключали с авторами жесткие сделки. Обычно писатель продавал свои авторские права за фиксированную сумму; если книга расходилась неожиданно хорошо, книготорговец мог дать автору дополнительную сумму, но это не было обязательным. За книгу известного автора гонорар составлял от ста до двухсот фунтов; Хьюм за свою «Историю Англии» получил исключительно высокую цену — пятьсот фунтов за том. Автор мог брать подписку на свои работы, как это сделал Поуп для своего перевода «Илиады»; обычно в таких случаях подписчик платил половину стоимости заранее, а вторую половину — при доставке, а автор платил печатнику.

Подавляющее большинство авторов жили в отвратительной бедности. Саймон Оклей, проработав десять лет над своей «Историей сарацин» (1708–57), завершить ее в тюрьме для должников; Ричард Сэвидж из-за отсутствия ночлега бродяжничал по ночам; Джонсон был беден в течение тридцати лет, прежде чем стал сувереном английской литературы. Груб-стрит (ныне Милтон-стрит) была историческим местом обитания «поэзии и нищеты» (выражение Джонсона), где писатели-халтурщики — журналисты, переводчики, составители, корректоры, редакторы журналов — иногда спали по трое в кровати и одевались в одеяло за неимением другой одежды. Эта бедность объяснялась не столько стяжательством книготорговцев и равнодушием Уолпола, сколько беспрецедентным перенасыщением литературного рынка посредственными талантами, переигрывающими друг друга. Преобладание неудач над успехами в «словесном бизнесе» вместе с отходом литературы от аристократического покровительства приводило к снижению социального статуса авторов. В то самое время, когда во Франции поэтов, философов и историков принимали в самых шикарных домах и ложах, в Англии — за двумя-тремя исключениями — они были исключены из «вежливого общества» как немытая богема. Возможно, именно поэтому Конгрив умолял Вольтера не причислять его к писателям. Александр Поуп бросил вызов предрассудкам своего времени, заявив, что он одновременно поэт и джентльмен. Под последним словом он подразумевал человека «нежного происхождения», но не человека нежных манер. Напротив!

II. АЛЕКСАНДР ПОУП: 1688–1744

Джонсон, который презирал биографии, начинающиеся с родословной и заканчивающиеся похоронами, начал свою замечательную биографию Поупа с того, что сообщил нам, что «Александр Поуп родился в Лондоне 22 мая 1688 года от родителей, чье звание или статус так и не были установлены».3 Отец был торговцем льном, который сколотил скромное состояние, а затем удалился на покой в Бинфилд, недалеко от Виндзорского леса. Оба родителя были римскими католиками, и год рождения Поупа был также годом, когда свержение Якова II разрушило надежды католиков на отмену антикатолических законов. Мать была особенно нежна с мальчиком, который был ее единственным ребенком. От нее он унаследовал склонность к головным болям, а от отца — такое искривление позвоночника, что его рост никогда не превышал четырех с половиной футов.

Его раннее образование было доверено католическим священникам, которые сделали его знатоком латыни и греческого языка; другие наставники учили его французскому и итальянскому. Поскольку религия закрывала для него университеты и профессии, он продолжал учиться дома; а так как его кривая фигура и слабое здоровье не позволяли ему заниматься активной деятельностью, родители потакали его увлечению сочинением стихов. Он рассказывает, что

Еще ребенок, но уже не дурак, чтобы прославиться, Я произносил цифры, и цифры приходили.4

В двенадцать лет он мельком увидел Драйдена, разглагольствующего в кофейне Уилла; это зрелище пробудило в нем дикое желание литературной славы. В шестнадцать лет он написал несколько пасторалей, которые распространялись в рукописи и получили пьянящую похвалу; они были приняты к публикации в 1709 году. Затем, в 1711 году, во всей зрелой мудрости своих двадцати трех лет, он поразил лондонских умников «Эссе о критике», в котором — даже предупреждая авторов,

Немного знаний — опасная вещь; Пейте глубже, или не вкушайте пирийский источник5

Муз» он с магической законченностью изложил правила литературного искусства. Здесь Ars poetica Горация и Art poétique Буало были переварены в 744 строки здравого смысла, чудесно, часто односложно, сформулированного -

О чем часто думали, но никогда так хорошо не выражали.6

У юноши был талант к эпиграмме, к сжатию мудрости в строке и завершению каждой мысли рифмой. Стихосложение он перенял у Драйдена,