Саманта уставилась на него, ее зрение затуманилось из-за слез, хлынувших, когда она моргнула. Ее нижняя губа задрожала от силы эмоций, бушевавших внутри, они были слишком сильны, чтобы это вынести, слишком сильны, чтобы сдерживать, но она не могла говорить из-за комка в горле. Итак, она сделала все, что могла — бросилась к Арку, прижалась лицом к его шее и прильнула к нему.

С таким же успехом Аркантус мог сказать «Я люблю тебя», в его словах был тот же вес, что и в подобном заявлении, та же страсть. И Саманта тоже любила его. Она не могла представить жизнь без него.

О, я могу представить… Пустынно, холодно, одиноко.

Аркантус принес в ее жизнь больше смеха, чем кто-либо или что-либо другое, дал ей безопасность, дружбу и, хотя ей предстоял долгий путь, ее первый вкус уверенности в себе.

Арк обнял ее.

— Вот на такую реакцию я и рассчитывал, когда говорил, что ты моя пара.

Саманта рассмеялась, она услышала высокомерную усмешку в его голосе. Ее слезы увлажнили его кожу, но он, казалось, не возражал.

— Как же так? Мы… двух разных видов.

— Не имеет значения, мой цветок. Особенно учитывая третинскую сторону моего происхождения.

— Что ты имеешь в виду?

Аркантус откинулся назад и подпер голову рукой, чтобы смотреть на нее сверху вниз.

— Это зависит от того, насколько углубленный урок биологии и истории ты желаешь.

Она подняла руку и провела пальцами по его лицу, прослеживая отметины кхал вокруг левого глаза и на щеке. Он закрыл глаза, будто ее прикосновение приносило блаженство.

— Я хочу знать все, Аркантус, — сказала она. — Я хочу знать все о тебе, твоем прошлом, твоем народе. Хорошее и плохое. Все.

— Я полагаю, мы должны делать это шаг за шагом, не так ли? — сказал он с мягкой улыбкой, открывая глаза. — Третины — раса… ну, они называют себя межгалактическими завоевателями, но их настоящее стремление, похоже, заключается в скрещивании со всеми разумными видами во вселенной. У них чрезвычайно адаптивная репродуктивная система, которая позволяет оплодотворять более или менее все, с чем они решат спариться. Они особенно любят сеять гибридные расы, и есть случаи, когда они фактически уничтожали целые виды, создавая новые.

Глаза Саманты округлились, и она опустила руку к животу.

Улыбка Арка стала шире, обнажив дьявольские клыки, когда его глаза опустились, чтобы проследить за ее рукой.

— Хотя я нахожу мысль о том, что ты носишь мое потомство, весьма приятной, тебе не стоит беспокоиться. Я учел меры предосторожности. — Он опустил руку, чтобы накрыть ее ладонь, металл ладони был теплым и крепким. — Полностью обратимые меры.

Она никогда бы не подумала о возможности межвидового размножения, если бы он не сказал. Казалось разумным, что они не могут размножаться друг с другом. Но теперь, когда тема была поднята, она не могла не думать об этом.

Джеймс не хотел иметь ничего общего с детьми, за что она была невероятно благодарна, и заставлял ее делать противозачаточные инъекции. Как только она ушла от него, то прекратила лечение. С чего бы ей беспокоиться? Она не ожидала, что будет с кем-то еще, не хотела быть ни с кем, особенно в интимной плане.

Мысль о том, чтобы завести детей от Аркантуса… Это было очень мило и наполнило ее теплом и радостью.

Как выглядели бы их дети? Были бы у них рожки, хвосты и отметины на коже, как у их отца? Они были бы… очаровательны.

Но какой матерью была бы она? Мать Саманты умерла, когда она была младенцем, и хотя ее бабушка делала все, что могла, возраст и пошатнувшееся здоровье сильно ограничивали возможности. Отец Сэм так и не женился. У нее никогда не было по-настоящему сильного материнского образца для подражания, у которого можно было бы учиться.

Тем не менее, Сэм сделает все возможное, чтобы стать лучшей мамой, какой только может… Когда придет время.

Я была бы хорошей мамой… Я буду хорошей мамой.

Хриплый смешок Аркантуса вернул ее в настоящее.

— Вижу, тебе нравится эта идея, мой цветок.

Саманта покраснела и застенчиво улыбнулась.

— Да… Но не сейчас.

— Нет, пока нет. Не будем забегать вперед, хорошо? Может пройти какое-то время, прежде чем я захочу поделиться тобой.

Она протянула руку и убрала волосы с его лица, заправив их за длинное заостренное ухо.

— Я… тоже не хочу делить тебя.

Его кхал ярко засветился, когда он наклонил голову вперед и поцеловал ее с большей нежностью, чем она когда-либо знала. Его поцелуи всегда были обжигающими, голодными, возбуждающими, но этот был другим — это был жест, говорящий, что он здесь ради нее, что он всегда будет здесь ради нее.

— Расскажи мне больше, — попросила Саманта, когда поцелуй закончился. — Расскажи мне о своем детстве и жизни. Я хочу узнать тебя, Арк.

Он убрал руку и снова оперся на локоть, проведя кончиками пальцев по губам.

— Я разрываюсь между желанием узнать о тебе больше и открытым приглашением рассказать о себе. Ты подпитываешь и без того опасно большое эго, Саманта.

У Сэм вырвался смешок.

— Не думала, что ты можешь упустить шанс рассказать о себе.

Смех Арка вновь зажег свет в его глазах.

— Ты уже так хорошо меня знаешь. Но каким бы интересным я ни казался, рассказывать особо нечего. Мой народ — относительно новая раса в глазах вселенной. Наши владения невелики, как и у твоего народа, и жизнь на планетах седхи… стрессовая, пожалуй, подходящее слово. В силу истории и происхождения у нас натянутые отношения с волтурианцами и откровенная ненависть к третинам. Обе расы намного превосходят нас численностью и силой. Это странная дихотомия11, в которой мы существуем. Мы в ужасе от случайных атак волтуурианцев и третинов, в то же время природа вселяет в нас желание сражаться. В любом случае, я изучал военное искусство с юных лет, как и большинство детей седхи. Для нас это было нормально.

— Так вот почему ты сказал, что