Шрифт:
Закладка:
– Конечно, правильно, что он сейчас уехал один. Ты только-только стала себя лучше чувствовать. Токсикоз может вернуться. К тому же в Лисичкино – свежий воздух, тебе надо много гулять. Олег это прекрасно понимает, переживает за здоровье малыша. И да, Наташенька. Деньги – это тоже очень важно. Ты останешься пока здесь. Это большая экономия, согласись?
– Но, Катя… Как же? Где я останусь? С Анной? Нельзя так… она…
– Ну а с кем еще? – Катя и Наташа одновременно вздрагивают от властного голоса Анны.
Опережая хозяйку, к кухонному столу подкатывается неуклюжий коричневый комок – толстый щенок с разбегу ввязывается в драку с кошками. Рыжая автоматически влепляет маленькой нахалке оплеуху, впрочем, заслышав рык Пегой, тут же меняет гнев на милость, с интересом лижет мягкую детскую шерсть.
Анна отодвигает Катю, уверенно занимает ее место – напротив Наташи.
– Вытирай-ка сопли, Принцесса. Конечно, ты останешься со мной. Не обсуждается. Это твой дом, здесь ты и родишь ребенка. И здесь мы подождем возвращения этого… папаши…
Тон Анны абсолютно нейтрален, ее лицо серьезно и спокойно. Наташа смотрит на подругу почти с ужасом.
– Но, Аня… Ты же…
Анна смеется, коротко и жестко.
– Успокойся, Нат. Я к беременным не пристаю. Не возбуждает. Да и к свежеродившим – тоже, кстати. А с ребенком поначалу помогу. Не боись. Умею. – И не давая Наташе задать вопрос, Анна просто добавляет: – У меня уже была… дочка.
Холод разливается в Катином желудке, она едва может дышать. С противоположного конца стола на нее смотрит Костя. Глаза мужа темны Анниной болью.
Когда Анна с Наташей уходят, Катя бессильно роняет голову на стол. Бедная Наташа, несчастная Анна… Запуталось все – найдем ли мы свои дороги?
Кате бесконечно хочется к Андрею, ей нужны его веселые глаза и сильные руки. Глоток отдыха – и она сможет продолжать…
– Иди. Погуляй.
Костик подъехал так близко, что колеса кресла касаются Катиных ног. Катя шепотом повторяет слова мужа, не в силах до конца поверить в четкость их звучания. Слуховые галлюцинации…
Но Костя повышает голос, требовательно заглядывает жене в лицо – все силы вкладывает в убедительность приказа.
– Погуляй. Тебе. Надо. Иди.
Катя молчит и рассматривает Костины зрачки.
Кивает.
Глава 43. …Женькой
На самом деле Женьке даже не хватает Пегой, она привыкла на бегу передразнивать шумное дыхание четвероногой охраны. А теперь и оборачиваться не к кому. Женька растирает между пальцами засохшие в кармане куски печенья – стратегический запас для «умасливания» маминой овчарки. Зря она оставила псину дома, та не виновата, что Женьке приспичило стать самостоятельной. Сидит теперь бедолага в четырех стенах без прогулки.
Женька замедляет шаг. Вернуться, что ли? С Пегой, конечно, спокойнее. Ну нет… Это будет полной капитуляцией перед мамиными страхами. Потерпит собака, ничего. Есть у Женьки и другие компаньоны: решительно сворачивает к кафе в надежде уговорить Тошку пойти к Арсению Викторовичу вместе с ней.
Перед прилавком топчется единственный покупатель, дядечка лет пятидесяти. По его ссутуленным плечам и печальному взгляду Женька решает, что в деревню забрел очередной паломник.
Тошка копается в кассе, на лице парня настоящее страдание. Толстыми пальцами он перебирает сотенные купюры, шевелит губами, пытаясь что-то посчитать. Виктории нигде не видно, наверное, выпила лишнего, завалилась спать, не успев закрыть магазин.
Получается, бедный Тошка за продавца. Катастрофа. Женька торопится на помощь горе-математику.
– Здравствуйте! Вы что покупаете?
– Э-э-э, добрый день. Я хотел кефир. Молодой человек вот уже полчаса пытается посчитать сдачу.
Женька пробирается за прилавок, заглядывает за локоть Антона.
– Тош, тебе сколько денег дали?
Тошка испуганно таращится на нее, Женька понимает, что он окончательно запутался.
– Извините, а есть кто-то из продавцов все же? Я отдал тысячу, хотелось бы как-то…
Женька бросает взгляд на ценник кефира, забирает из рук Антона деньги, быстро отсчитывает нужную сумму.
– Вот сдача. Все в порядке.
– А кефир?
– Да, конечно, простите. Вот ваш кефир. Свежий!
Когда за грустным мужчиной, наконец, закрывается дверь, Женька возмущенно разворачивается к Антону.
– Тош, ты чего? Ты же умеешь считать! Сейчас совсем несложно было!
– Я просто не понял. Жень, смотри. Я положил сюда деньги. Куда-то сюда. Забыл куда. Здесь и такие, и такие. Смотри. Я боялся его спросить еще раз, какие он дал.
Тошка выглядит убитым – грузно опустился на табуретку, склонил голову. Женьке остро жаль друга: такой большой, толстый, нелепый. Женька чувствует, что переживает Антон сейчас как взрослый человек: искренне стыдится, по-настоящему ругает себя за тугодумие.
– Тош, да все нормально, просто ты растерялся. Покупатель-то был чужим, да? С нашими же у тебя все получается? Помнишь, когда тетя Аня приходила, ты все ей замечательно посчитал? Тош, а давай закроем магазин, пока тети Вики нет. Вы же всегда так делаете? Почему сегодня открыты остались?
– Мама устала, спит. Я хотел ее обрадовать. Продать много, деньги показать.
– Понимаю.
– Я хотел, чтобы у нее лицо стало счастливым, как у твоей мамы.
– У моей мамы?
– Да! Как у твоей мамы, когда она с дядей Андреем гуляет.
– Да о чем ты?
– Тетя Катя счастливая, когда с дядей Андреем говорит. Милее всего – кто любит кого…
Обычно Женьку забавляют поговорки Тошки. Сегодня же от этого бессвязного фольклорного лепета ноет в солнечном сплетении. Женька хмурится, озадаченная своей тревогой.
Уже с неприязнью она рассматривает пухлые щеки Антона, его косящие поросячьи глаза. Не нужен ей такой спутник, сама дойдет! Пусть вот сидит тут да ковыряется в маминых деньгах, переросток глупый…
– Ничего она не счастливая! Ты бред какой-то говоришь, Антон. Мама вообще с Андреем почти не видится.
– Почему ты злишься на меня, Женя? Что я не так сделал? Потому что кефир не посчитал?
– Антон, ты совсем дурак!
Женьке тошно: обида искажает лицо друга, опасно опускаются края его губ. Как можно быстрее Женька выбегает из магазина. Антон что-то расстроено кричит ей вслед.
Скорее бы добраться до Арсения Викторовича! Может быть, математика отвлечет ее от странного чувства, поселившегося вдруг в сердце…
Мама счастливая?
У дома пасечника Женька останавливается. Через стекло ей видно, как Арсений Викторович пытается накормить отца борщом. Старик уворачивается от ложки, обиженно морщит лоб, сжимает губы. В итоге Арсений Викторович раздраженно отставляет тарелку на стол, выходит из кухни. Виктор Николаевич испуганно оглядывается на хлопнувшую дверь, разворачивается обратно, пододвигает суп, начинает медленно есть.
Кажется, сейчас не лучшее время для посещения учителя. Женька знает,
