Куйбышев читал, и лицо наливалось гневом: «Всем рабочим, солдатам, казакам, матросам и анархистам! Сборная по всем городам из Симбирска. Всех моих друзей и боевых сподвижников наших славных походов и битв на Украине и на юге России ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой и последней борьбы с авангардом мирового империализма — Германией. Долой позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»

Это был открытый мятеж. В поддержку эсеровского мятежа в Москве, в поддержку левоэсеровского Центрального Комитета, принявшего секретное постановление: «В самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира».

Муравьев предлагал образовать «Поволжскую республику» во главе с эсерами Камковым, Спиридоновой и Карелиным, немедленно заключить перемирие с белочехами, прекратить гражданскую войну и начать наступление против Германии.

— В Москву успели сообщить?

— Успели. И в штаб фронта — тоже. Вызывали Тухачевского, но его не оказалось в Инзе. Сказали: выехал в Симбирск.

— Он на Симбирске-Первом.

— Его срочно вызвал на свою штаб-яхту Муравьев. Москва отозвалась быстро. Железнодорожники-телеграфисты несколько минут назад принесли ответную телеграмму от Ленина. Вот она!

Куйбышев пробежал глазами текст телеграммы: «...Бывший главнокомандующий на Чехословацком фронте левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте...»

— А где Муравьев сейчас?

— У нас над головой. На верхнем этаже!

— Здесь?!

— Да! Формирует правительство «Поволжской республики».

— Так почему вы не убили его до сих пор?!

Он схватился за кобуру маузера, но Галактионов отвел его руку.

— Я считал тебя хладнокровнее. Хочешь, чтоб они тебя самого пристрелили? Муравьев ведет переговоры с Симбирским губисполкомом, пытается перетянуть его на свою сторону. Он ведь понимает: без поддержки представителей Советской власти мятеж обречен на провал. Верят Советам, а не ему.

Первый порыв прошел, Куйбышев остыл, задумался. Усмехнулся.

— Живым Муравьев от нас все равно не уйдет, — наконец произнес он. — Ты, Алексей Петрович, прав, как всегда. Горячность все может испортить. Надо связаться с губисполкомом, с его председателем Варейкисом. Пусть затянут переговоры с мятежниками, а мы тем временем пошлем в войска своих агитаторов из политотдела армии. Нужно отпечатать листовки, разоблачающие изменников... Спасти Тухачевского! Ему грозит смерть...

Куйбышев действовал смело, решительно. Послал к пристаням взвод красногвардейцев и команду пулеметчиков с приказом захватить штаб-яхту Муравьева «Межень», куда, возможно, уже прибыл Тухачевский и где его конечно же схватили и упрятали в трюм.

Вскоре в номер гостиницы прибыл связной от взвода: команда штаб-яхты никакого сопротивления не оказала.

Обыскали трюм, каюты — Тухачевского нигде нет.

Где, где Тухачевский, командующий армией?.. Может быть, здесь же, в гостинице, на верхнем этаже, у Муравьева?..

Губисполком все никак не мог договориться с Муравьевым. Мятежник бесновался. Подкатил к зданию, где заседал губисполком, броневики, навел на окна пулеметы. Здесь же, под окнами, устроил митинг. Воодушевляясь, разгоряченно кричал: «Долой гражданскую войну!», «С братьями чехословаками — против Германии!», «Да здравствует война с Германией!».

Этот человек с помятым лицом и замашками провинциального актера бил себя в грудь, называл себя новым Гарибальди, объявил себя главковерхом всей армии Советской республики. Слушали его хмуро, с недоумением. О зверствах белочехов всем было известно, а командующий называет их братьями?

А Куйбышев тем временем стягивал воинские части в центр города. Мятежники оказались в западне.

Теперь взять Муравьева не предоставляло никакой трудности. Его телефонограммой пригласили на заседание губисполкома. Латышские стрелки, красноармейцы бронеотряда и Московского отряда во главе с Александром Медведевым устроили засаду.

Муравьев явился со своими телохранителями, увешанными бомбами, ровно в полночь. Окинул взглядом комнату, отметил, что тут чересчур накурено, из-за дыма почти не видно лиц, и принялся излагать свою программу:

— Я объявил себя главковерхом Республики, — сказал он, — и отдал приказ всем чехословацким командирам от Самары до Владивостока ввиду объявления мной войны Германии повернуть эшелоны на запад, занять по Волге железнодорожную линию Симбирск — Самара — Саратов — Царицын, а также Екатеринбург — Пермь. После чего мы перейдем в наступление против немцев. Вам ничего не остается, как присоединиться ко мне, в противном случае я вынужден буду прибегнуть к крайним мерам. Считайте меня своим Гарибальди — это вас утешит.

— Вы авантюрист и шулер, — спокойно ответил ему Варейкис. — Вы изменник Родины, а с изменниками мы в союз не вступаем. Вы будете расстреляны за измену!

Муравьев побагровел.

— Значит, вы против нас? — резко спросил он. — Хорошо! Теперь я знаю, как поступать с вами. Тухачевский у меня в руках. Он будет расстрелян на рассвете... Во всяком случае, раньше меня. И вы — тоже, господа большевики.

Он повернулся к двери, распахнул ее. Здесь стоял начальник Московского отряда Александр Медведев, или Медведь, как называли его товарищи.

— М-минуточку... Вы арестованы!.. — негромко произнес он и сжал железной хваткой правую руку Муравьева.

Муравьев понял, что попал в капкан, левой рукой выхватил револьвер и открыл стрельбу.

На другой день Куйбышев сообщил в Москву Председателю ВЦИК Свердлову: «...по выходе из комнаты губисполкома Муравьев был окружен коммунистической дружиной и после двух выстрелов с его стороны тут же расстрелян. Адъютанты были арестованы. Охранявший его отряд в 80 человек немедленно покорно сдал оружие. Немедленно было сообщено всем войскам об убийстве Муравьева. Вздох облегчения и радости вырвался из груди революционных солдат. Кошмар авантюры скоро рассеялся. Солдаты с криками «Ура!», «Да здравствует власть Советов!» разошлись по частям. В 5 часов утра восстание авантюристов было ликвидировано, город принял обычный вид...»

Куйбышев и Тухачевский стояли обнявшись, на «венце», над обрывом. Далеко внизу сверкала Волга, по ней сновали катера. Было солнечно, светло и легко. Верилось в незыблемость жизни.

— Скоро пойдем на Самару... — сказал Тухачевский. — Я знаю: вы — там...

4

Чем сильнее рвался Куйбышев в Самару, тем больше препятствий вставало на его пути.

Казалось бы, заговор Муравьева подавлен.

Но мятеж сделал свое дело. После измены такого крупного должностного лица, как командующий фронтом, в войсках появилось недоверие к командирам, упала дисциплина. Мятежники сотнями нитей были связаны с белогвардейцами и белочехами, они внесли разложение в менее стойкие отряды 1‑й армии, оголили наиболее опасные участки и направления. Ведь и сам заговор их был всего лишь составной частью более крупного заговора.