Эта величина является частью метаязыкового описания и соответственно должна быть названа метаязыковой вероятностью.

В сознании носителей языка соотношения между объективными вероятностями языковых единиц (групп единиц) отражаются с точностью до градаций пятиступенчатой интуитивно-статистической школы «всегда – часто – неопределенно – редко – никогда». Субъективные отражения этих соотношений между вероятностями лингвистических единиц (групп единиц) присутствуют в сознании носителей языка как оппозиции, устойчиво закрепленные в его памяти и известные ему сами по себе, вне привязки к фиксированному контексту, т.е. на парадигматической оси. Именно в силу этого они и составляют часть системы языка. Вместе с тем надо подчеркнуть, что только такие субъективные градуирующие оценки, постоянно присутствующие в сознании носителей языка, имеют право называться языковыми вероятностями, только они составляют базу множества структурно-вероятностных разбиений единиц языка в синхронии и количественно-качественных сдвигов в диахронии.

Для иллюстрации достаточно одного лингвистического примера. Почти в каждом языке есть подкласс существительных pluralia tantum (сани) и подкласс singularia tantum (тепло); все остальные существительные принадлежат к подклассу, имеющему две формы числа (если отвлечься от несклоняемых). Но есть большое различие между такими существительными, как солнце или развитие, формы множественного числа которых крайне редки и у носителей русского языка вызывают интуитивно-статистическое ощущение чего-то весьма необычного, и такими именами, как оладья или габарит, формы единственного числа у которых встречаются гораздо реже, чем формы множественного, и опять-таки вызывают у носителя языка острое ощущение раритетности. Структурно-вероятностные свойства таких существительных конституируют еще два подкласса: доминантно-сингулярных имен (солнце) и доминантно-плюральных (оладья).

Эти простые соотношения наглядно показывают, что характеристика по полному отсутствию множественного числа (singularia tantum) есть крайний случай доминантной сингулярности, а по полному отсутствию единственного (pluralia tantum) крайний случай доминантной плюральности. Иначе говоря, традиционные дифференциальные признаки, выраженные в терминах оппозиций «плюс – минус», «да – нет», «ноль – единица», суть краевые точки статистического спектра, предельные пункты движения вниз или вверх по вероятностной шкале, расположенной на отрезке от единицы до нуля, от «всегда» до «никогда».

То понятие дифференциального признака, на котором построена традиционная структурная лингвистика, есть всего лишь частный случай понятия вероятностного дифференциального признака. Любое историческое изменение в языке происходит не по принципу «поворота выключателя», а по закону вероятностного сдвига, пределом которого являются либо нулевая, либо стопроцентная вероятность.

Соответственно, структурно-вероятностный подход позволяет объяснить как амплитуду колебаний в синхронии, так и динамику изменений в диахронии. В противоположность этому квазилингвистическая схема исходит из двух чрезвычайно сильных допущений: во-первых, будто все оппозиции квалифицируются только в терминах нулевой или единичной вероятности, во-вторых, будто изменения в языке происходят только скачкообразным перебросом от одной краевой вероятности к другой. Оба эти допущения элементарно опровергаются фактическим материалом, но тем не менее их научно некорректное использование продолжается в квазилингвистике по сей день.

Такого рода заблуждения опять-таки не новы: тут предшественниками Хомского были П.-А. Гольбах и П.-С. Лаплас, отрицавшие объективное существование случайностей и тем самым – существование заданных ими вероятностных распределений. Механистический детерминизм Гольбаха и Лапласа имел прогрессивный для XVIII в. оттенок атеизма и отрицания воли божьей как двигателя вселенной; однако на фоне диалектико-материалистического понимания причинности в XX в., прямолинейный моностатизм квазилингвистики выглядит уж очень обветшалым.

Подводя итог нашему анализу, мы должны констатировать, что модель языка, построенная в квазилингвистике Хомского, эпистемологически неадекватна своему объекту, так как она с грубыми искажениями описывает его наиболее существенные свойства: сочетание изменчивости со стабильностью, сочетание социального с индивидуальным, сочетание структурного с вероятностным, сочетание однозначности с полиморфизмом.

В геометрии прямоугольник можно рассматривать как вырожденный параллелепипед, высота которого равна нулю. Аналогичным образом трансформационную грамматику следует рассматривать как плоскую проекцию многомерной структуры языка, по отношению к социально-обусловленной и в силу этого структурно-вероятностной реальности которого эта квазилингвистическая проекция оказывается не порождающим, а вырожденным представлением.

Мы видим две причины, приведшие к финальной неудаче квазилингвистики Хомского:

1) слабое знание истории и типологии языков;

2) устаревшая и преимущественно ложная философская база концептуальной схемы.

Любой из этих причин было бы достаточно для создания серьезных трудностей; аккумуляция двух факторов обрекла квазилингвистику на совершенно неотвратимый тупик.

Вместе с тем нельзя не признать, что и у самого Хомского, автора почти дюжины монографий, и у армады его последователей, продуцирующих лавинообразный массив книг и статей, все еще имеется нерастраченный запас производительных ресурсов. Было бы очень неразумным упустить такой энергетический потенциал. Поэтому мы считаем своим долгом дать добрый совет всем квазилингвистам, а именно полностью переключить свои усилия на такой перспективный объект, как квазиязыки программирования, объект, в равной степени высоко полезный для общества, сугубо послушный их механистическому инструментарию, а, главное, совсем не требующий профессионального знания этих архитрудных, социально гибких и неуловимо меняющихся человеческих языков.

В.Н. Бондаренко.

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

А

Адекватность 191, 192, 239, 257, 258

Акт речи (речевой акт) 99, 132, 133, 170, 171, 178, 182, 218, 234, 240

Актуальное членение 260

Алгоритм 259, 261, 262, 267, 272, 273

Анализ (см. также «Метод»)

– лингвистический 20, 128, 195, 216 – 218

– микросоциологический 231, 232

– морфемный 189

– синтаксический 194

– социокультурный 216

– социолингвистический 218, 219, 229, 230

– трансформационный 258, 269

Аранжировка 74, 81, 83, 186, 188, 194

Б

Билингвизм 160, 229

В

Вариативное правило 248 – 250

Вариативность языка (языковая вариативность) 172, 219, 229, 241, 247, 248

Верификация 198 – 202

Высказывание 179, 192, 202

Г

Грамматика 13, 21, 33

– всеобщая (грамматика Пор-Рояля) 65, 67, 130, 159

– историческая 65

– порождающая 243, 247, 258, 264, 266, 267, 269 (см. также «Теория генеративная»)

– сравнительная 74, 92, 103

– трансформационная 282

Грамматический строй языка 13, 38, 40, 42, 55, 56, 59

Грамматическое значение 34, 47, 58, 98, 112

Д

Денотат 260

Диалектика

– отдельного и общего 40, 41

– формы и содержания 37

Диалект 67

Диалектное пространство языка 268

Диглоссия 229

Дистрибуция 183, 187

Е

Единица языка (лингвистическая, языковая единица) 5, 10, 23, 24, 30, 32, 38, 46, 103 – 111, 166, 179 – 196, 279, 280

З

Знак (лингвистический, языковой) 7, 11, 17, 64 – 66, 77, 80 – 83, 86, 93, 99 – 102, 107, 109, 117, 118, 122 – 124, 138, 153, 154

– значение 33, 38, 39, 67, 106 – 116, 166, 186, 192, 199

– идеальная и материальная сторона 108 – 111, 116, 119

– мотивированность 102, 120

– произвольность (принцип произвольности) 17, 21, 64, 80, 99, 106, 118 – 124

–