даже с отдаленною церковью Равеннскою в Италии (Деян. Ш, 61). И нет сомнения, что еретик и в это уже время стоял в близких отношениях с архиепископом Александрийским Диоскором, который позднее был таким доброхотом Евтихия. Словом, при указанных условиях Евтихий не мог не ожидать, что его дела поправятся, и враги его будут поруганы. Черная туча сбиралась над Церковью восточною.

Собор разбойничий 449 года, руководимый Диоскором

(Рассказ — на основании актов того же IV-го Вселенского собора).

Лжевселенский собор 449 г. — Созвание его по мысли Евтихия. — Положение, какое должны были принять сторона православных и сторона еретиков, по указам, на предположенном соборе. — Деяния собора: коварная тактика Диоскора. — Евтихий в качестве обвинителя. — Монофизитство собора. — Оправдание Евтихия, — Неправый суд и осуждение Флавиана. — Судьба представителей православия. — Насилия Диоскора. — Мысли папы Льва о монофизитском учении и соборе.

Император Феодосий младший, сознавший собор в 431 году для рассмотрения догматических споров св. Кирилла Александрийского с Несторием — ИИИ Вселенский, решается по случаю новых споров в Церкви касательно вероучения, поднятых архимандритом Евтихием, созвать новый собор в 449 году. По намерению этот собор должен был быть Вселенским, как и собор 431 года; он имел составиться из представителей — иерархов всех главнейших церквей того времени: в нем должны были принять участие (и приняли) и архиепископ столицы, и епископы Еракии, Македонии, Греции, Малой Азии, Сирии, Палестины, Египта и самый Рим в лице легатов папских; но в действительности этот собор стал разбойничьим[239], т. е. таким, который не соответствовал интересам Церкви и веры: он вместо истинного учения церковного защищал и провозгласил лжеучение монофизитское и ознаменовал себя насилиями в отношении к приверженцам православия.

Мысль созвания собора для исследования неодинаковых догматических воззрений о лице Богочеловека и образе соединения в Нем двух естеств: божеского и человеческого, — воззрений Евтихия и представителей церкви, принадлежала стороне еретичествующей. Ободряемый тою деятельною поддержкою при дворе и у императора, какую нашел Евтихий здесь тотчас после собора Константинопольского 448 года, осудившего его, Евтихий для окончательного торжества над своими врагами и для решительного успеха своего лжеучения, испрашивает у императора созвания собора Вселенского (Деян. т. III, стр. 196). И вот едва прошло четыре месяца после осуждения Евтихия, как императором Феодосием объявлено было созвание общецерковного собора для рассмотрения и исследования спорных вопросов вероучения и для пересмотра определений Константинопольского собора 448 года по делу Евтихия. Уже в апреле 449 года император окончательно решился собрать собор. Волею императора, человека слабого и бесхарактерного, в настоящем случае руководил прежде упомянутый нами евнух и министр Хрисафий, друг Евтихия и недруг архиепископа Флавиана. Так как первоначальная мысль созвания собора Вселенского выходила от партии Евтихиевой, то многие из главнейших представителей православия в современной Церкви, предугадывая каким позором покроет себя этот собор, весьма несочувственно относились к созванию его. Архиепископ Константинопольский Флавиан ожидал от этого собора только новых смут и беспорядков в Церкви (Деян. III, 33). Папа Лев считал собор делом излишним и замечал, что «по разумным причинам можно было бы удержаться от созывания собора» (Деян. III, 63. 64). И другие знаменитые мужи Церкви не ждали добра от собора (напр. блаж. Феодорит).

Тем не менее собор, к своему собственному стыду, состоялся. Можно было предвидеть, что собор кроме зла ничего не принесет Церкви. В самом деле все императорские указы и высочайшие послания, выданные пред открытием собора и касающиеся этого собора, ясно давали знать, чем сделается собираемый собор. Председательство, и притом полномочное, на соборе поручается человеку совершенно не благонадёжному, архиепископу Александрийскому Диоскору[240]. Диоскор по своим догматическим убеждениям был вполне родствен с Евтихием, хотя до времени и не обнаруживал этого ясно (Деян III, 144). Он был в связях с евнухом Хрисафием, другом Евтихия и полномочным правителем империи в то время, а потому естественно и двор, и император должны были принять сторону не Флавиана, а Диоскора[241]. Диоскор тем охотнее должен был поддерживать сторону Евтихия, что по всей вероятности и он подобно многим другим архиепископам Александрийским (напр. Феофилу, ознаменовавшему себя постыдною борьбой с св. Златоустом) с завистью смотрел на быстрое возвышение архиепископской кафедры Константинопольской над всеми другими кафедрами Востока, а потому был не прочь в лице Флавиана архиепископа столицы унизить достоинство и честь самой кафедры Константинопольской. Таков был Диоскор, и однако же он по высочайшему повелению назначался главным вождем собора. Высочайшее послание, адресованное на имя Диоскора гласило: «мы почли необходимым послать тебе грамоту, в которой объявляем всему собору, что мы предоставляем тебе власть и первенство пред всеми прочими участвующими в соборе» (Деян. III, 158). Понятно, как мало можно было ожидать истины и беспристрастия от собора, руководительство которого не без намерения поручено было евтихианину. Что касается до стороны православной, то указами, изданными еще до собора, ей предписывалось положение на соборе страдательное, а не деятельное, и даже стеснительное и угнетенное. Архиепископ Флавиан, глава православных на востоке, должен был явиться на собор скорее в качестве подсудимого, чем полноправного члена его. На это указывают императорские указы и высочайшие послания как косвенно, так и прямо. Один указ напр. говорил: «так как ныне опять возбуждено новое недоумение касательно св. веры, то мы определили быть в Ефесе собору, поспешая совершенно уничтожить корень зла» (Деян. Ш, 154). Как легко было применить этот указ против Флавиана, который не соглашался с Евтихием в учении веры, и как легко было под искоренением зла понять именно искоренение воззрений Флавиана! Или другое высочайшее послание гласило: «тем, которые осмелились говорить с целью или прибавить, или убавить что-либо в определениях о вере, постановленных в Никее и потом в Ефесе, мы не позволяем совершенно иметь голоса на соборе и подчиняем их вашему (Диоскорову) суду» (Деян. III, 159). Опять: как легко было и этим местом высочайшего послания воспользоваться во вред Флавиану! потому что не было ничего проще как представить, что Флавиан хотел что-либо прибавить или убавить в решениях прежних Вселенских соборов. Но кроме этих выражений из высочайших указов и посланий, косвенно указывающих на неблагоприятное положение, какое должна была занять на соборе сторона православных в лице Флавиана, в рассматриваемых документах есть прямые указания, направленные против Флавиана и его дела. «Так как архиепископ Флавиан, говорилось в одном указе, захотел возбудить какой-то вопрос о вере против архимандрита Евтихия и собравши совет, начал что-то делать, то мы несколько раз относились в этому епископу, желая воспрепятствовать возбужденному беспорядку; но хотя мы многократно убеждали его оставить такое исследование, чтобы это