пусть он обратится в двух; как разделил он Христа, пусть он сам разделится» (Деян. III, 282). Диоскор почел эту минуту негодования собора на Евсевия самою благоприятною для открытого заявления своего монофизитского воззрения и для признания его, как истинного учения, со стороны членов собора. Он обращается к собору с следующими словами: «Терпимо ли для вас это выражение, где говорится о двух естествах после воплощения»? Собор воскликнул: «анафема тому, кто говорит это». Диоскор потом сказал: «так как я имею нужду в ваших голосах, то кто не может кричать, тот пусть поднимет руку». Собор снова провозгласил: «если кто говорит о двух, анафема» (Деян. III, 283).

Таким образом теперь на соборе Ефесском учение монофизитское утверждено; православие попрано. Диоскор торжествовал. Оставалось еще формально признать невинность Евтихия и осудить Флавиана. Этим делом затем и занимается собор.

После признания собором монофизитского учения, Диоскор уже вполне уверенный в счастливом исходе дела Евтихиева, предлагает собору такой вопрос: «можно ли признать Евтихия православным и что надлежит постановить о нем»? Не менее 114 голосов высказалось в пользу Евтихия, объявили его православным и восстановили его в достоинстве архимандрита и сане пресвитера. Прежде других высказались за Евтихия Ювеналий Иерусалимский, Домн Антиохийский (Деян. III, 366 и д.). Заметим, что хотя император и лишил права голоса на соборе тех, кто судил Евтихия в Константинополе, однако же в числе 114 членов собора, оправдавших Евтихия, находим и голоса трех епископов, бывших на соборе Константинопольском (ibid); они приняты в счет потому конечно, что это были голоса за Евтихия, а не против него.

По оправдании Евтихия настала для собора очередь суда над архиепископом Флавианом. Для большого успеха в подобном деле, явилось на собор конечно по заранее составленному плану, несколько монахов из монастыря Евтихиева с самыми несправедливыми жалобами на Флавиана. Лишь только кончился суд над Евтихием, как нотарий Иоанн заявил собору, что монахи Евтихиева монастыря представили свою челобитную. Диоскор велел принять ее и прочитать. В ней говорилось: «Флавиан осыпал клеветами и хулами нашего пастыря Евтихия и под видом благочестия нашел несправедливый предлог к его осуждению в том, что он не богохульствует вместе с ним вопреки определениям веры, которую изложили соборы Никейский и Ефесский; нам же приказал избегать своего пастыря и не говорить с ним, а монастырское имущество, под предлогом помощи бедным, велел беречь для самого себя, ибо он торговал им. И самый алтарь, жаловались монахи, который он, Евтихий, водрузил за пять месяцев до измышленного навета, стоит без божественного жертвоприношения… Мы же сами были связаны несправедливым его осуждением» и пр. «Поэтому умоляем ваш собор, говорилось в прошении, сжалиться над нами, потерпевшими такое несправедливое наказание, возвратить нам церковное общение, несправедливо отнятое, а ему Флавиану, совершившему это, воздать должное» (Деян. III, 405–8). Заметим, что прошение подано от лица всех монахов Евтихиева монастыря, т. е. от лица трехсот человек, и однако же в подписях значится подпись лишь 35 монахов (Деян. III. 409–11). Знак, что кажется здесь дело было не совсем чисто. Вследствие этого прошения монахи снова приняты в церковное общение Диоскором и его собором; а самое прошение их сделалось для Диоскора сильным доказательством преступности Флавиана. Впрочем, одним этим Диоскор не удовольствовался для осуждения Флавиана: он решился выставить последнего нарушителем постановлений III Вселенского собора, именно обвинить его в нововведении касательно веры. Еще с самого начала соборной деятельности, как мы видели, Диоскор усиленно старался возбудить негодование отцев на тех, кто позволял себе изменения и переисследования веры; теперь Диоскор принимает самые решительные меры к тому, чтобы возбужденное негодование собора обратить прямо против Флавиана. Он приказывает прочесть определения собора Ефесского III-го Вселенского. Когда кончилось это чтение, Диоскор сказал: «думаю, всем нравится Никейское определение веры, которое собор Ефесский утвердил и определил содержать его одно. Мы знаем, что отцы этого последнего собора постановили: если кто вопреки этому будет говорить или мудрствовать пли вводить новое, тот подвергается осуждению. Что вы думаете об этом? Можем ли мы исследовать или вводить новое вопреки этому? Если кто-либо исследовал свыше того, что сказано, определено и одобрено, не будет ли он по всей справедливости подлежать осуждению отцев? Пусть каждый скажет, того ли он мнения, (Деян. III, 411–12. 458 –9). Нужно сказать, Диоскор в своих видах изменил смысл того постановления ИII Вселенского собора, о каком у него в настоящем случае идет речь; постановление запрещало изменение символа веры, а Диоскор истолковывал его как решительное запрещение всякого богословствования. Последовало собрание голосов, епископы высказались в том смысле, что изменять и разрушать веру противно правилам Никейского и Ефесского соборов. Диоскору оставалось теперь сделать один шаг и самый последний, применить постановление III Вселенского собора против Флавиана. Некоторые епископы на соборе догадывались уже, куда клонит свою речь Диоскор. Так один из них позднее на соборе халкидонском заявлял, что как скоро Диоскор привел указанное постановление III Вселенского собора, он говорил потихоньку сидевшим близ него епископам: «правило это читается не для чего иного, как для осуждения архиепископа Флавиана» (Деян. ИII, 362). Действительно это была правда. едва кончилось собирание голосов по данному вопросу, как Диоскор встал с своего места и предложил применить ефесское правило к Флавиану и Евсевию Дорилейскому. Он выразил свое мнение так: «Флавиан и Евсевий, как это ясно видит собор, оказываются почти все извращающими и перестраивающими в вере и подали повод к соблазну и к смятению в святых церквах и всему православному народу. Ясно, что они сами себя подвергли наказаниям церковным. Поэтому мы присуждаем Флавиана и Евсевия на лишение епископского и священнического достоинства». Монофизитская партия собора единодушно поддержала это мнение, и Флавиан с Евсевием были лишены церковного достоинства (Деян. III, 463–4. 465 и др.). Потом Флавиан был изгнан (Деян. III, 95) и в изгнании умер. В этом смысле Евсевий Дорилейский называл позднее Диоскора убийцею Флавиана (Деян. ИИИ, 243). Сам Евсевий Дорилейский также, нужно полагать, не мало потерпел бед после собора, как это видно из того, что Евсевий замечал о себе, что и его «убил» Диоскор (Деян. III, ibid). Один из папских легатов, бывших на соборе, диакон Иларий «едва убег» с собора (Деян. ИИИ, 67) и только окольными, мало известными путями добрался до Рима (Деян. III, 89. 90). Блаженный Феодорит Кирский был лишен на соборе сана, хотя он вовсе и не присутствовал на нем, и был заточен в монастырь. Подвергся осуждению и был анафематствован еще Ива, митрополит Едесский. Замечательно: прещения соборного не избежал даже Домн Антиохийский, — он был лишен сана, несмотря на то, что во многих потворствовал Диоскору.