Ее захлестывает паника. Происходящее с ней явно не входило в план.

Неожиданно становится ясно, что Владимир тащит ее в сторону главного здания. Белоснежное сооружение, похожее на некий исследовательский центр. Он ведет ее в самое безопасное для себя место.

— Вы думаете, что выступаете за всё хорошее? И сколько людей теперь погибнет? А? Тебе это не приходило в голову? — продолжает он, не переставая тянуть ее со всей силы за собой.

Стальная дверь. Он прикладывает пропускную карточку к замку. Система издает одобрительный писк. Они оказываются внутри.

Очередной коридор. Да сколько можно-то? Соф тошнит от одного только вида безвкусной серой краски на стенах и жужжащих люминесцентных ламп. Эта одинаковость угнетает. Сбивает с толку. Чем это место отличается от любого другого в комплексе?

Впереди виден пост охраны. Вояки настороженно приветствуют командира.

— Всем быть наготове! — кричит он, приближаясь.

И тут переключается на злобное бурчание:

— Я пытался дать вам шанс. Второй, третий… Но вы продолжаете копать себе могилы.

Его ненависть выплескивается наружу. Он дергает Соф за волосы всё сильнее и сильнее, будто намерен оторвать голову. Однако у него явно есть причина, по которой он всё еще не убил девушку.

Взрыв.

Бетонная крошка, словно дробь, разлетается в разные стороны.

Они не успели приблизиться к посту охраны.

Ее сносит с ног.

Прежде чем потерять сознание от разрушающей взрывной волны, она успела лишь разглядеть языки пламени, что начали прорываться в помещение из бреши в стене.

Тьма окутывает сознание.

Это из-за контузии?

Или это последние мгновения перед смертью?

Эпизод 19. Холодильник

Он бесконечно грызет ногти.

Снова ночь, снова одиночество, снова навязчивые мысли.

Отбой объявили несколько часов назад. Но, как и в любой другой тюрьме, тихая ночь здесь — огромная редкость.

За стенкой кто-то громко храпит. Кто-то шепчется. Его соседям есть что обсудить. Многие новенькие за то время, что провели здесь, успели познакомиться друг с другом поближе. Заключили взаимовыгодные союзы. Ведь как-никак это тюрьма, и знакомства тут имеют огромное значение.

Но Никите выходить из своей камеры запрещено. Его не отправляют на какие-либо работы. Разговаривать с ним воспрещается абсолютно всем — даже надзирателям. Это явно делается намеренно, чтобы его пребывание здесь стало еще невыносимее. Пока его судьбу решают за занавесом, необходимо соблюдать полную изоляцию. Одиночество — вот самое страшное оружие против личности.

Лучи света со стороны улицы разрезаются на равные полосы железными прутьями. Это проезжает техника — ее всегда можно видеть здесь в одно и то же время.

Никита прислушивается не просто так. Ведь он знает, что уже очень скоро тут будет совсем неспокойно.

В голове строятся предположения. Что Андрей собирается делать дальше? Никита пытается предугадать действия с его стороны, поставить себя на его место. Жаль, что нет возможности проникнуть в чужой разум…

Но непонятно другое. Если Никиту смогли выкрасть из его камеры, насколько же у Андрея здесь большие связи? Неужели у него так много людей под прикрытием?

Но, несмотря на такие преимущества, всё это очень плохо кончится. Андрей понятия не имеет, что делает.

Весь его рассказ выглядел очень правдоподобно. Вероятно, у него появилось доверие к Никите, раз он решил всё это выложить.

Но что он опять собирается делать? Разнести это место в щепки? Снова бездумная самонадеянность… Или же гениальный план, детали которого Никита не знает только потому, что это может как-то повлиять на успех?

Неужели у Андрея и правда получилось избавиться от влияния прибывшего? Это же полностью меняет правила игры. Звучит слишком фантастично…

Никита разглядывает часы на запястье. Проводит пальцем по исцарапанному стеклу. Хочет снять их, но не решается. Вдруг это повлияет на их работу? Да и вряд ли получится, он уже не раз пытался.

Ничем особым они не отличаются. Самые обыкновенные часы. Что в них такого? Неужели столь простая с виду вещь может остановить прибывшего? Или это всё была ухищренная ложь, с целью убедить всех примкнуть на сторону сопротивления?

На самом деле совершенно не важно, верит ли Никита в успех этой эпохальной затеи. Как и в рассказанную историю, которая якобы расставляет всё по своим местам. Андрей и сам это понимает, вряд ли он надеялся на доверчивость. Скорее, он просто хочет использовать людей в своих целях, вот и всё. Он еще тот чертов манипулятор.

Не совсем ясно, какую роль он собирается отдать Никите. Наверняка в его плане есть соответствующий пункт. Ведь даже Соф там нашлось место. Кто бы мог подумать, что девчонка окажется настолько важна? В Никите заиграла зависть, граничащая с ревностью. Но лишь на миг. Ведь ситуация слишком напряженная для подобного. Боже, как в нем могут возникать такие чувства? К черту самовлюбленность!

Время тянется неохотно. Жаль, что эти загадочные часы не работают. Не мешало бы знать, сколько примерно осталось. Хоть Андрей и не говорил, когда именно он и его соратники собираются действовать.

Эти гребаные игры обретают глобальный масштаб… Никому до настоящего момента не удавалось переиграть прибывшего. А Андрей всерьез намерен это сделать. Но главный вопрос не в том, как он собирается осуществить свой замысел, а какой ценой.

Мандраж мешает притворяться спящим. Хочется вскочить с кровати и бесцельно бродить из угла в угол.

Соф… Что если ее раскроют? Как можно было доверить ей столь важную задачу? А может, прибывший уже знает об этом плане? Тогда их всех точно убьют. И тебя в том числе. Ты и так прожил удивительно долго. Это затея однозначно плохо кончится…

Утро. Оно наступило слишком внезапно.

По камерам начали развозить завтрак. Как и всегда. Ничего необычного. Никита и так не особо сытно здесь питался, а сейчас аппетита тем более нет.

Однако сегодня заключенных не торопились отправлять на работу. Прошло уже достаточно много времени. Народ снова принялся перешептываться.

Подобное вызывает очередные опасения. Своеобразный выходной? Или же их уже раскрыли?

Но внезапно писклявый сигнал всё же прозвучал. Красные лампы у каждой из камер одобрительно моргнули. Огромное помещение наполнилось оглушающим лязгом механизмов. Ворота медленно отодвигаются в сторону. Абсолютно каждая камера вмиг оказалась открытой.

Но никаких солдат нет. Ни один из надзирателей не пришел, чтобы встретить заключенных, тыкая в них оружием, как это бывает обычно. Никто и ничего им перед этим не сказал.

Люди замерли. Они продолжали стоять,