России с ее центральноазиатскими протекторатами. 23 мая 1912 года Дума приняла к сведению отчет своего Комитета по правовым реформам, предлагавшего принять закон, проект которого был внесен четыре года назад министром юстиции, распространявший на Хиву правила экстерриториальной юрисдикции, действовавшие в Бухаре. Депутат от Саратовской губернии граф А.А. Уваров воспользовался случаем, чтобы обвинить местную юстицию ханства, что она действует на основании совершенно произвольных решений правительственных чиновников. Он заявил, что Британия никогда не стала бы терпеть на протяжении 40 лет существование такой системы в вассальных индийских княжествах и что Россия совершает политическую ошибку, позволяя Бухаре и Хиве сохранять такую большую степень автономии в течение столь долгого времени. Уваров предложил, чтобы Дума рассмотрела вопрос о введении в протекторатах российской законодательной системы как для русского населения, так и для местных жителей. Когда Уваров закончил свою речь, председатель Думы закрыл обсуждение, и закон был одобрен в редакции, предложенной министром юстиции.

Более широкая дискуссия по бухарской проблеме имела место в Думе прямо накануне начала Первой мировой войны. 14 июня 1914 года Дума получила доклад Комитета по законодательным и бюджетным предложениям по поводу представленного Министерством иностранных дел плана об увеличении штата политического агентства и повышения чинов, жалованья и расходных средств его членов. Проект Министерства иностранных дел одобрили с минимальными изменениями, внесенными членами комитета, но не раньше, чем они осудили ситуацию в Бухаре, в особенности средневековый характер управления и условий жизни, дающих повод для роста народного негодования. В докладе комитета было заявлено, что система управления Бухары тормозит культурное и экономическое развитие страны и препятствует деятельности русских подданных. В качестве единственного решения назывался активный контроль местного режима со стороны русских властей. Комитет рекомендовал, чтобы Министерство иностранных дел предприняло решительные шаги, вынуждающие эмира в ближайшем будущем провести необходимые реформы.

Депутат от Терского казачьего войска М.А. Караулов открыл дебаты по докладу, призвав Думу воспользоваться рассмотрением закона об изменениях в политическом агентстве, чтобы официально выступить в пользу более четкого определения русско-бухарских отношений и реорганизации бухарских законодательных и административных институтов. Лидер кадетов П.Н. Милюков выступил против предложения Караулова на том основании, что вопрос слишком сложный, чтобы отделаться от него решением, исполненным лучших намерений, но неэффективным, а более тщательное изучение проблемы потребует времени и приведет к ненужной отсрочке в принятии рассматриваемого закона. Председатель бюджетного комитета Ржевский тоже выступил против предложения, утверждая, что этот вопрос уже обстоятельно обсуждался в комитете. Дума одобрила закон, но отказалась принять и предложение Караулова, и фразу комитета о необходимости реформ в Бухаре.

Несмотря на то что традиционная политика невмешательства была поставлена под сомнение как Думой, так и более старыми органами власти империи, она осталась без изменений. Необходимо нечто большее, чем критика, какой бы широкой она ни была, и даже большее, чем временная политическая нестабильность, потребовавшая русского вмешательства, чтобы заставить Россию взять на себя больше ответственности за управление своими протекторатами в Центральной Азии. На деле потребовалось полное разрушение политического порядка в ханствах, как это случилось в Коканде в 1875–1876 годах и вскоре произошло в Хиве.

Глава 13

Отказ от невмешательства: Россия и Хива

Хива, 1885–1912 гг

Начиная с 1870-х годов Россия считала Хиву менее важной из своих центральноазиатских протекторатов. Бухара была больше, богаче, ценнее для русской экономики и имела большее стратегическое значение. Однако в последние годы существования империи, когда внутренние проблемы, беспокоившие ханство с 1873 по 1877 год, приняли наиболее серьезную форму, внимание русских было приковано именно к Хиве.

Русский протекторат затронул внутреннюю жизнь Хивы даже меньше, чем жизнь Бухары. Через Хиву не прошла железная дорога, там не возникли русские анклавы, не появились ни военные, ни гражданские экстерриториальные русские суды, не создавались ни таможенные, ни пограничные русские посты. Несмотря на неофициальную колонию русских купцов, возникшую в Ургенче, общее число русских в ханстве оставалось незначительным – 3951 человек по результатам переписи 1897 года и 6150 – в 1912-м – и ограничивалось почти исключительно Ургенчем. В Ургенче имелось несколько современных коммерческих предприятий, телеграфная контора и филиал русского казначейства, но не было ни русских школ, ни церквей, ни больниц или гостиниц и никакой русской администрации. Русские, проживавшие в Хиве, пользовались школами, больницами и юридическими учреждениями Амударьинского отдела.

Хан Хивы играл гораздо меньшую роль в русском обществе, чем бухарский эмир. Россия пожаловала Мухаммаду Рахиму чин генерал-майора Оренбургского казачьего войска и наградила его несколькими высшими орденами, но вследствие официальной утраты Хивой независимости по договору 1873 года Россия относилась к хану совсем не так, как к эмиру, поскольку не считала его независимым правителем. В ежегодном списке Министерства иностранных дел хан Хивы никогда не значился среди иностранных суверенов и глав государств. Официальным обращением к нему до 1896 года было всего лишь «ваше степенство», после чего ему присвоили несколько более высокий титул «сиятельство». В 1902 году хан удостоился обращения «светлость», присвоенного Абдул-Ахаду десятью годами ранее. Но только сын и преемник Мухаммада Рахима Исфандияр удостоился наконец обращения «высочество». Хан Хивы посещал Россию гораздо реже, чем эмир, не имел там дворцов и не ездил в Россию в персональном вагоне. Он был далеко не так богат, как эмир, и, следовательно, не мог себе позволить делать такие же дорогие подарки и щедрые благотворительные взносы.

Вековая вражда между Хивой и Бухарой продолжалась и под протекторатом России. В тех редких случаях, когда хану или его признанному наследнику нужно было ехать в Россию, как, например, по случаю коронации Николая II, он ехал до Чарджоу и дальше по железной дороге, однако неизменно предпочитал провести ночь на пароходе, который вез его по реке, чем быть гостем эмира в Чарджоу.

Власти Хивы вызывали меньше критики, чем власти Бухары, и потому, что русских, имевших свой интерес в Хиве, было меньше, и потому, что сами власти Хивы, вероятно, не проявляли такой жестокости. Налоги были ниже, и на такие общественные работы, как дороги и мосты, правительство тратило пропорционально больше. Как и в Бухаре, значительная часть дохода от налогов оставалась в руках хакимов и сборщиков налогов. Общий годовой доход в 1870-х годах составлял около 400 000 рублей. После 1885 года эта цифра выросла, поскольку Хива стала получать прибыль от растущей торговли с Россией, но значительная доля доходов хана уходила в Россию в счет выплаты военной контрибуции по договору 1873 года. По этому договору ежегодные платежи в счет контрибуции постепенно росли, пока к 1881 году не составят 200 000 рублей, после чего они оставались бы на том же уровне до полной выплаты контрибуции в 1893 году. На