Шрифт:
Закладка:
Герда поймала себя на мысли, что всё увиденное её не ужасает. Привыкла. Всего лишь три человека погибли. Наверняка нечто подобное, но в иной форме, сейчас происходило в других местах промзоны. Смерть собирала жатву. Единственное, с чем трудно было свыкнуться, так это с самими мутантами, с тем, что эти монстры когда-то были людьми. Они работали, учились, водили автомобили, устраивали праздники, заводили семьи, рожали детей. Мутаген уничтожил в них человечность. Есть ли в этом смысл? Возможно, полная деградация была частью некоего замысла. Быть может, она как чистый лист, на котором запишется начало истории новой цивилизации. Так на удобренной прахом почве произрастает свежая, сочная трава.
Размышляя над всем этим, Герда вдруг ощутила чужое присутствие. Именно ощутила, сознанием, своей сутью. Нечто мощное, невидимое, будто бы наблюдало за ней. То, что скрывалось в земных недрах было и там, и здесь. Словно воздух, как частица ночи. Однако никакой опасности Герда не чувствовала, лишь волнение, как в тот момент, когда она стояла на высотной площадке в обители Антошки и взирала на иной мир. Сейчас она опять касалась неизведанного, тайного, тёмного, но чарующего. И не было сомнений, что это существо запросто могло натравить на неё всех мутантов в округе. Мысленное повеление — и орда монстров через минуту стащит её с крыши здания, сбросит в дыру. Но существо не трогало своих. А она — своя. Потому что видела то, что не предназначено для взора обычных людей. Смотритель её причастил. И можно сколько угодно отрицать это причастие, вот только чувства не обмануть.
Герда отползла от парапета и свернулась калачиком, пытаясь унять озноб. Ещё недавно это место казалось ей опасным, а теперь считала, что лучшего убежища для ночёвки трудно было найти. Никто на неё не нападёт, местные мутанты не тронут, потому что тот, кого они считали своим богом, тот, кому приносили жертвы, им этого не позволит. Странно было сознавать, что ей благоволит зло — а ничем иным она подземное существо не считала. Впрочем, Антошка ей сказал, что зло и добро не всегда то, чем кажутся. Возможно, в его словах имелся смысл.
Снова уснула и ей опять снился огонь. Много огня.
И, как и в прошлый раз, когда утром пробудилась, перед ней на листе лопуха лежала дохлая крыса. Вот только есть не хотелось. Она чувствовала себя совсем плохо — кости ломило, воздух царапал горло и обжигал лёгкие при каждом вдохе.
— Я не могу идти дальше, — произнесла Герда, словно оправдываясь перед собой. — Просто не могу.
Хотелось снова лечь и уснуть. Надолго. А если не проснётся, то так тому и быть.
Так тому и быть? Нет, эти мысли ей не нравились, потому что всё должно быть по-другому. Она это выстрадала, заслужила. До базы, где удерживали Кая, осталось совсем немного, а значит нужно подниматься и идти. И надо съесть мясо этой чёртовой крысы, иначе и километра не пройдёт, сил не хватит. Хотя бы кусочек, через не могу.
В ход пошёл нож. Вырезав полоску мяса, Герда долго настраивалась, борясь с тошнотой, затем решилась, проглотила, не пережёвывая. Отрезала ещё кусок... и её вырвало, а потом накатил приступ удушливого кашля.
Не лезла еда. Никак. Совсем край, даже пробовать больше не стоило. Сплёвывая горькую слюну, Герда поднялась. В голове снова возникли слова: «Я не могу идти дальше», однако на этот раз она не стала произносить их вслух, потому что боялась, что они навечно пригвоздят её к этой крыше. Сказочник во сне сказал, что усталость — это огонь. Но усталость ещё и тяжеленная гиря, не стоит лишний раз словами делать её более весомой.
Осмотрелась, подойдя к краю крыши. Ни единого мутанта. И дыра на пустыре не выглядела зловеще. Словно бы и не было ночного жертвоприношения, ликования сотен монстров, зелёного свечения и карлика в маске. Лишь ветер гонял по земле сор и шелестел листвой кустарников.
По пожарной лестнице Герда спускалась, как вчера, мысленно повторяя: «Я справлюсь, справлюсь...» А слабость в ногах твердила обратное. На середине лестницы голова закружилась, ступня соскользнула с перекладины, руки не удержали и Герда свалилась в грязь. И так паршиво стало из-за собственной немощи, из-за того, что мутация не справлялась с болезнью. Будто бы назло не справлялась, словно бы решив предать. И всё для того, чтобы она, девчонка, посмевшая сунуться в промзону, не достигла цели. Внутренний враг.
— Ну уж нет, — выдохнула Герда, вдруг ощутив прилив злости. И добавила, повысив голос: — Я дойду! Сдохну, но дойду!
Встала. Ей понадобилось некоторое время, чтобы оправиться после падения, после чего пошла, пошатываясь и борясь с приступами кашля. Заморосил дождик. Герда плелась по пустырю, бормоча себе под нос:
— Сдохну, но дойду...
Сегодня для неё эти слова были точно магическое заклинание, помогающее делать очередной шаг. Фраза, которой она бросала вызов самой себе, своей слабости. Вот и пустырь остался позади. Немного прошла, обходя рытвины и кучи хлапа, отдохнула, ловя языком капли дождя, и снова двинулась в путь. Одежда промокла, ноги как будто одеревенели и буквально молили сделать привал. Но Герда решила отдыхать только когда совсем станет невмоготу.
Она потеряла счёт времени. День ещё или уже вечер? Судя по её ощущениям, с тех пор, как слезла с крыши, прошла целая вечность. Да и неважно всё это было. Важно лишь одно — держаться на ногах, идти. В какой-то момент голова так сильно закружилась, что Герде пришлось прислониться к забору, чтобы не рухнуть. Зажмурилась, сделала глубокий вдох, а когда открыла глаза вокруг всё горело. Как во сне. А может, это и есть сон? Уверенности вообще ни в чём не было.
— Это всего лишь усталость, — прошептала Герда.
И двинулась дальше сквозь струи огненного дождя. Ей мерещилось, как на периферии зрения возникали и исчезали геометрические конструкции, которые она видела в ином мире. И они горели. Весь мир полыхал.
— Ничего, ничего, — успокаивала себя Герда. — Всего лишь усталость. Нет никакого огня. Это не по-настоящему...
Разразилась кашлем, в голове словно колокол
