— Заедем еще в Поречскую участковую больницу, — предупредил Алину Павловну Корзун.

— Стоит ли портить себе настроение еще и в Поречье? — возразила было Алина Павловна.

— Стоит. Не настроение портить, как вы говорите, а предупредить Титову… Не забывайте, что Петришковский ФАП — в прямом подчинении участковой больницы. И если на ФАПе бедлам, то в этом вина не только работников ФАПа, но и главврача Поречской больницы. Разве не так?

— Так, так, — согласилась Алина Павловна, хотя думала совсем иначе.

В Поречье, прежде чем зайти в кабинет главврача, Иван Валерьянович обошел палаты, проверил дежурный пост медицинской сестры (дежурила Марина Яворская), заглянул в процедурную. Везде, где были шкафы, он их отодвигал: нет ли в укромных местах паутины, пыли? Не обнаружив ничего такого, к чему можно было бы придраться, в сопровождении Алины Павловны направился в кабинет главврача. Титовой в кабинете не было.

— Дежурная! — крикнул Корзун, выйдя в коридор.

Марина, оставив пост, подбежала к Ивану Валерьяновичу:

— Слушаю вас.

— Где Наталья Николаевна?

— Ушла по вызову.

— Поезжайте вместе с шофером, разыщите и привезите ее сюда.

— А кого оставить на посту?

— Делайте, что вам говорят.

Марина вышла. Алина Павловна, прикрыв дверь, мягко сказала:

— Иван Валерьянович, не надо бы показывать своего раздражения персоналу.

— Я, Алина Павловна, другого мнения на этот счет. Персонал участковой больницы, когда приезжает руководство, должен трепетать, бегать, мигом исполнять все распоряжения. Иначе с нами никто не будет считаться.

— Зачем же быть пугалом?

— Если хотите, именно на страхе и должно все держаться. Либерализм, панибратство, сюсюканье — все это ни к чему хорошему не приводит. Строгость, строгость и еще раз строгость.

— Лучше сказать — требовательность.

— Требовательность — это та же строгость.

Мазур опять хотела возразить, но тут открылась дверь и вошла Титова. Алина Павловна тут же взяла на заметку ее скромное, элегантного покроя платье.

— Здравствуйте. Извините, что не смогла вас встретить. Не предупредили. А тут — вызов на дом.

— Мы из Петришковского ФАПа, — с ходу начал Корзун. — Сколько вы здесь работаете главврачом?

Наталья ответила в том же тоне:

— Какое отношение имеет длительность моей работы к Петришковскому ФАПу?

— Самое прямое. Вы знаете, какие там творятся безобразия?

— Не знаю.

— На ФАПе грызня. Акушерка терроризирует опытного фельдшера, который, можно сказать, всю жизнь отдал тамошним больным.

— Из-за чего грызня? Я недавно была в Петришкове и никаких признаков грызни не видела. Акушерка — знающая, добросовестная девушка, и ничего дурного сказать о ней не могу.

— Вот и плохо, что не можете. Почему жалобы от Федора Тарасовича идут мне, а не вам? Зазналась ваша Завойкова, вот что я вам скажу.

— Иван Валерьянович, мы ходим вокруг да около. Нельзя ли поконкретнее?

— Можно и поконкретнее. Прочитайте это заявление.

Наталья пробежала текст: «Главному врачу Вольской районной больницы товарищу Ивану Валерьяновичу Корзуну. От заведующего Петришковским фельдшерско-акушерским пунктом Ф. Т. Лещинского. Довожу до Вас, что акушерка Л. О. Завойкова, чтобы завоевать дешевый авторитет, натравливает на меня больных. Я лечил Козич Тамару с маститом. Завойкова встретила ее и сказала: не ходите к Лещинскому, он вас залечит. Завойкова ведет себя аморально в быту. У нее на уме одни гульбища. ФАП теперь как дом терпимости. Стыдно людям в глаза смотреть. Посодействуйте, Иван Валерьянович. Население Петришкова требует порядка».

Вернула заявление Корзуну и сказала:

— Иван Валерьянович, давайте разберемся в этой истории и потом уже сделаем выводы. Знаю одно: Завойкова вовсе не такая, какой ее описал Лещинский.

Корзун стал наливаться краской. А для чего, спрашивается, он ездил в Петришково? Познакомиться с фельдшером и акушеркой? Так с фельдшером он давно знаком, а акушерку принимал и направлял на работу в Петришковский ФАП лично. В чем еще разбираться? Федор Тарасович премилый человек. Он понимает, что младшие должны подчиняться старшим. Иначе на работе не будет никакого порядка. Корзуну, сколько он помнит, не раз приходилось бывать в Петришкове. Встречал, бывало, его, Ивана Валерьяновича, как самого дорогого гостя. Выйдет навстречу без шапки, пригласит сесть, предварительно обмахнув полотенцем стул. Никогда не отпустит без обеда или там ужина да еще и подложит незаметно что-нибудь в машину. Вернется Корзун домой, а водитель: «Это ваше». Иван Валерьянович деланно отчитает шофера. Тот ответит: «А я тут при чем?» «Чтоб это было в первый и последний раз», — скажет Корзун и неохотно, но все же возьмет аккуратно сплетенную корзиночку, прикрытую сверху газетой. Деликатный человек Федор Тарасович. Понимает, что совать прямо в руки гостю какой-нибудь подарок неудобно.

Поддавшись такому течению мыслей, Корзун обрел выдержку и взял себя в руки.

— В Петришкове мы уже были, — сказал, успокаиваясь. — И детально разобрались в причине конфликта. Федор Тарасович прав. Кроме того, проверив документацию, мы убедились, что заболеваемость среди женщин там возросла. Как же ей не возрасти, если акушерка только и знает, что принимать ухаживания. Для дела у нее не остается времени. Как вы считаете, Алина Павловна?

Мазур хорошо знала, что в действительности дело обстоит не так просто, как обрисовал Иван Валерьянович. Тем не менее ответила уклончиво:

— Думаю, что отчасти вы правы, Иван Валерьянович.

— Сделаем так, — подвел итог Корзун. — Вы переведете Завойкову в Поречье, а на ее место направите свою акушерку.

— Нет, я этого не сделаю, Иван Валерьянович.

Корзун опешил. Вот, оказывается, в чем корень зла! Эк возомнила себя! В министерстве ее поддержали, и теперь, видите ли, никто ей не указ. Нет, Наталья Николаевна, всему есть предел. И вашему самовольству тоже.

— Значит, мои распоряжения для вас необязательны? — спросил деланно спокойным тоном.

— Обязательны, но только те, которые согласуются с законом.

— Значит, я требую от вас чего-то незаконного?

— Именно. Без согласия акушерок я не могу поменять их местами. И вообще гонять людей с места на место…

— А производственная необходимость?

— Да какая тут производственная необходимость? Одна видимость. Да и той, пожалуй, нет. А во-вторых, я должна в этом деле разобраться сама.

— Вот с этого и начинали бы. Нашей проверки вам мало.

— Да, Иван Валерьянович. Я не говорю, что вы не правы. Но должна убедиться сама. Завтра съезжу в Петришково, поговорю с людьми и тогда сообщу вам свое мнение.

В Корзуне боролись два чувства. Одно подсказывало, что надо быть сдержаннее. Второе подтачивало нервы, толкало сказать Титовой то, чего она, по его мнению, заслуживала. Не совладал-таки Иван Валерьянович с этим вторым чувством, взорвался:

— Выгнать бы вас с треском отсюда! На все четыре