дивизии майор Райхель на легком самолете Storch был сбит и приземлился на нейтральной полосе. Вопреки всем оперативным правилам он имел при себе генеральный план и боевой приказ всей южной операции, из которого следовало, что целью немецкой кампании был Сталинград.

Райхель выжил в катастрофе и, вооруженный только «Люгером», при приближении русского патруля попытался отстреливаться и необъяснимым образом упустил возможность сжечь документы. Он был убит, а патруль обнаружил его обугленный портфель. Документы были немедленно прочитаны и затем отправлены Сталину. Когда Гитлеру сообщили об этом нарушении, он пришел в ярость и приказал предать командира дивизии, в которой служил Райхель, военному трибуналу. Однако вечно подозрительный Сталин отказался поверить в подлинность документов и приказал проигнорировать их.

Но прилив уже начинал поворачивать

По мере приближения немцев к Сталинграду ожесточенность сопротивления росла в геометрической прогрессии. Немецкие коммюнике начали выражать тревогу по поводу готовности врага обменять семь или восемь своих жизней на одного немецкого солдата. В них появляются такие фразы, как «безумное упрямство», «дикие звери», «варвары», а затем более зловещее «каждый немецкий солдат считает себя приговоренным к смерти»[210]. В июле Сталин издал новый приказ: «Ни шагу назад. Каждый, кто сдается в плен, – предатель Родины. Паникеры и трусы должны быть уничтожены на месте».

В советском боевом порядке за первой волной пехоты должна была двигаться вторая линия танков и полевая полиция, чтобы отстреливать любого, кто дрогнет[211]. Попасть в плен было равнозначно смертному приговору. Семьи тех, о ком было известно, что они стали военнопленными, отправлялись в трудовые лагеря. Командиров, допустивших отступление, отправляли в штрафные роты, которые использовались для выполнения самоубийственных задач. В окружении смерти у русского солдата не было иного выбора, кроме как сражаться до последнего. Коллаборационистов, разумеется, расстреливали на месте.

В то же самое время Гитлер все больше беспокоился относительно тактической ситуации. Всегда недовольный своими генералами, он становился все более нетерпимым и грубым. Один из старших командиров, генерал Вильгельм Гроенер, сделал запись следующего содержания в дневнике за 30 августа 1942 года:

«Сегодняшние конференции с фюрером снова стали поводом для оскорбительных упреков в адрес военного руководства высшего командования. Он снова обвиняет их в завышенном самомнении, умственной дезадаптации и полной неспособности понять самое необходимое»[212].

Битва за Сталинград

В конце августа 1942 года немцы достигли окраин Сталинграда, и началась решающая битва. 23 августа немецкие самолеты «Хейнкель» нанесли ковровые бомбовые удары по центру города, в результате которых загорелись огромные резервуары для хранения нефтепродуктов и начался огромный пожар. Горящая нефть распространилась по Волге, как раз когда немцы пытались переправиться на резиновых лодках. Это были кошмарные сцены, запечатленные в кинохронике и позже воссозданные в кино. В последующие дни немецкая артиллерия превратила город в руины. К середине октября немцы почти полностью овладели городом, а русские позиции были сведены к нескольким конкретным домам на правом берегу Волги.

Но немцы были истощены и не могли использовать свое преимущество. Их линии снабжения были растянуты на 500 миль, их танки ломались, а запасных частей не было. Обе стороны сошлись в том, что стало называться Rattenkreig, «война крыс», снайпер на снайпера, уличные бои между небольшими отрядами, часто переходившие в рукопашные, среди руин разрушенного города. Это был вид боя, где превосходство немцев в мобильности и огневой мощи имело гораздо меньшее значение. Один немецкий офицер писал в дневнике:

«Сталинград больше не город. Днем он представляет собой огромное облако дыма, перемешанного с пламенем и вспышками разрывов, а когда наступает ночь… собаки бросаются в Волгу и отчаянно плывут, чтобы перебраться на другой берег… Животные уходят из этого ада… только люди выдерживают»[213].

В мрачном тупике руин, где бой никогда не прекращался, снайперы наносили тяжелые потери обеим сторонам и нарушали движение. Советские войска преуспели в этом искусстве, и в конце концов немцы послали в город руководителя снайперской школы, эсэсовца Хайнца Торвальда. Русские послали свою снайперскую команду из двух человек, чтобы убить его. Они преследовали друг друга в течение нескольких дней, пока наконец не встретились, заняв две неприступные позиции. Один из русских, Николай Куликов, сделал выстрел вслепую и на мгновение поднял каску на палке. Немец выстрелил, Куликов закричал, как будто в него попали, немец поднял голову, и другой русский снайпер убил его.

Сталин потребовал, чтобы Сталинград сражался буквально до последнего ребенка. Он приказал не эвакуировать из города женщин и детей, полагая, что это побудит местное ополчение к более упорной обороне. Волга огибала город на 20 миль, и власти организовывали оборону без компромиссов. Все трудоспособные мужчины и женщины на этой большой территории и в окрестностях, были призваны в армию и вынуждены покинуть семьи. Отказавшихся клеймили как «предателей государства» и подвергали смертной казни или назначению в штрафной батальон. Старые счеты сводились в трибуналах. Женщина, которая бежала из своей деревни во время бомбежки, была осуждена и отправлена трибуналом в штрафной батальон за «дезертирство с места работы». Другая женщина, отказавшаяся покинуть дом и маленьких детей при приближении немцев, была осуждена как предательница. Учитель, который отказался отправить своих 13-летних учеников – мальчика и девочку – на передовую, был отправлен в сибирский ГУЛАГ.

Замыкание русского кольца

Пока осенью продолжалась битва за Сталинград, русские постепенно пополняли свои силы людьми, самолетами и танками, а затем в середине ноября начали замыкать кольцо вокруг Сталинграда с целью окружить немцев в городе. Люфтваффе постепенно теряли превосходство в воздухе. Окружение Сталинграда не могло бы состояться, если бы не смелый налет русских. Встрече русских частей и замыканию окружения препятствовала переправа через широкий Дон у массивного Калачевского моста. Немцы подготовили мост к разрушению, разместив возле него взвод саперов, чтобы быть уверенными, что он будет взорван, если русские танки будут угрожать этой важнейшей переправе.

В половине четвертого пополудни 23 ноября ответственный за мост офицер услышал звук приближающихся танков и сначала решил, что это могут быть русские. Однако в бинокль он определил, что это были бронетранспортеры «Хорьх» с опознавательными знаками 21-й танковой дивизии, за которыми следовала колонна танков. Предположив, что они везут немецкое подкрепление для Сталинграда, он помахал им рукой. Бронетранспортеры остановились на мосту и высадили сотню русских коммандос, вооруженных автоматами, которые убили большую часть саперов и захватили мост прежде, чем его удалось взорвать. Колонна танков прошла по мосту и поздно вечером соединилась с танками 51-й русской дивизии. Алан Кларк писал:

«Первое хрупкое звено в цепи, которая должна была задушить четверть миллиона немецких солдат, было создано, и переломный момент во Второй мировой войне наступил»[214].

После Сталинграда Красная Армия удерживала стратегическую инициативу, и, хотя немцы время от времени выигрывали сражения, эти выигрыши имели лишь