Шрифт:
Закладка:
На протяжении 1930-х годов повседневная жизнь евреев последовательно ухудшалась. Если вы были евреем, вы никогда не знали заранее, когда вы подвергнетесь беспричинному нападению банды головорезов, или когда очередной новый закон разорит ваш бизнес. Еврей, который на протяжении многих поколений владел и управлял обычным магазином в маленьком городке, вдруг обнаруживал разбитые окна в своем доме, а перед своим магазином пикеты с табличками, призывающими покупателей больше не покровительствовать «жидовским кровопийцам». Часто эти торговцы из маленьких городков были достойными, уважаемыми членами общины, но их соседи и друзья боялись продолжать вести с ними дела или общаться.
Эти евреи среднего класса теряли меньше, чем богатые, и зачастую они проще смотрели на эмиграцию. Многие из них, столкнувшись с этой жестокой дилеммой преследуемого меньшинства, предпочли продать все и уехать. Конечно, когда они пошли продавать свои дома и предприятия, они обнаружили, что это был рынок покупателей, и выручка, которую они получали, составляла половину истинной стоимости. Тем не менее, они получали то, что могли получить, и покидали Германию зачастую практически без гроша в кармане, увозя единственную бесценную вещь – собственные мозги.
15 сентября 1935 года Нюрнбергские законы лишили евреев гражданства, права голоса и запретили им занимать государственные должности. Также евреям было запрещено вступать в сексуальные отношения или заключать брак с арийцами. Как пишет Рон Черноу в книге «Варбурги»: «Одним махом эти законы отменили еврейскую эмансипацию и вернули общину обратно в Средневековье». Ходили слухи о происходящем в концентрационных лагерях, и письмена на стене виднелись все яснее. Затем пришел ужас от нападений и погромов в Хрустальную ночь 9 ноября 1938 года.
К концу 1935 года 100 000 евреев покинули Германию, но 450 000 все еще оставались там. Например, Макс Варбург, ведущий еврейский инвестиционный банкир, продолжал жить в Германии и заниматься бизнесом, и с 1936 по 1938 год M. M. Warburg & Company делала деньги, способствуя исходу евреев и обслуживая немецких промышленных клиентов. Богатые еврейские семьи по-прежнему жили очень хорошо, и в какой-то степени их слуги изолировали их от притеснений. Однако их социальная жизнь становилась все более стесненной. Они все еще продолжали думать и надеяться, что худшее уже позади, а цена отъезда тем временем продолжала расти.
Высокопоставленные немецкие евреи, обладавшие собственностью и богатством, оказались перед лицом ужасной дилеммы: эмигрировать, потеряв большую часть богатства, или остаться и надеяться на лучшее. Макс Варбург, например, утверждал, что нацизм был временной болезнью, и что покинуть Отечество, где они пустили такие глубокие корни, и продать с большими скидками активы и бизнес, который они создавали поколениями, было бы поступком трусливым и неоправданным. Все было не так уж плохо, утверждал он. Кроме того, нацисты, похоже, нуждались в них. Даже к концу 1930-х годов партнеры Варбурга все еще входили в советы директоров крупных немецких компаний и продолжали вести банковский бизнес для этих компаний. С 1935 по 1938 год М. М. Варбург получал прибыль в размере более миллиона рейхсмарок в год.
Помощь из необычного источника: экономист Гитлера
Доктор Ялмар Шахт, экономический царь Гитлера, был дружен с немецкой еврейской элитой, которая поддерживала его и сочувствовала ему. Шахту нравилось общаться с евреями, и он часто посещал изысканные ужины в их домах. Они, в свою очередь, одаривали его перспективными акциями и, по обычаю того времени, передавали инсайдерскую информацию. Шахт неоднократно говорил Гитлеру, что преследование евреев только осложняет его усилия по получению сырья и иностранной валюты. В середине 1930-х годов он постоянно успокаивал еврейских банкиров, что Гитлер не так грозен, как кажется, и что как только он восстановит порядок и процветание, преследование евреев прекратится.
Шахт был интересным человеком. По совету Джона Мейнарда Кейнса, он вылечил гиперинфляцию 1920-х годов. В 1935 году он был одновременно президентом Рейхсбанка, министром экономики и экономическим царем Гитлера. Шахт был экономистом, но не придерживался какой-либо экономической религии. В каждой ситуации он полагался в основном на ощущения и интуицию. Германия была единственной крупной промышленной страной, которая быстро восстановилась после Великой депрессии, и большая часть этой заслуги принадлежит Шахту. Он руководил строительством автобанов и контролировал общественные работы по стимулирующим экономику программам той эпохи. Он был банкиром старой школы, аристократом, и выглядел соответствующе, нося очки без оправы, аккуратные белые волосы, разделенные пробором посередине, и неизменные подтяжки с костюмом в полоску. Он бесконечно курил сигары, на что в присутствии фюрера не отваживался никто другой.
У Шахта были тесные личные отношения с титанами мировых финансов. Великий британский банкир, управляющий банком Англии Монтегю Норман был его близким личным другом и высоко ценил его. Шахт также был хорошо известен старшим партнерам банка JP Morgan. Очевидно, Гитлер и Геринг относились к нему с некоторым благоговением. Он так и не вступил в нацистскую партию, но получил от Гитлера свободу действий в управлении Рейхсбанком. «Он [Гитлер] ничего не понимал в экономике, – писал позже Шахт[200]. – До тех пор, пока я поддерживал торговый баланс и снабжал его иностранной валютой, он не беспокоился о том, как мне это удавалось». Похоже, что он навязал свое видение немецкого нацизма Норману, который сказал Тому Ламонту из JP Morgan, что нацисты «ведут войну на стороне нашей системы общества против коммунизма. Если они потерпят неудачу, коммунизм победит в Германии, и в Европе может произойти все, что угодно»[201].
Шахт был самоуверенным и высокомерным. Как писал Рон Черноу, Шахт «позволял себе вольности с Гитлером, которые стоили бы другим головы». Шахт не боялся спорить с фюрером, и однажды, когда Гитлер подарил ему картину, Шахт вернул ее, сказав: «Спасибо, но это подделка». Он искусно организовал отказ Германии от внешнего долга и использовал еврейских банкиров Германии для финансирования строительства военной экономики. В конце 1930-х годов он усердно работал над тем, чтобы удержать семейные банки, такие как M. M. Warburg, от эмиграции, и он продолжал говорить им о благородных намерениях Гитлера. К тому времени он должен был уже лучше знать гитлеровские намерения. В то же время Чернов говорит, что Шахт хвастался Гитлеру, как еврейские банковские счета, которым он заблокировал возможность перевода денег из страны, финансировали перевооружение Германии.
Однако со временем у Шахта с Гитлером возникли существенные
