все, что угодно, чтобы получить что-нибудь поесть. Закрывались предприятия, больницы и учреждения. В июне 1922 года умеренный, харизматичный и очень способный министр иностранных дел Вальтер Ратенау был убит правыми фанатиками. То, что такой человек мог быть убит в якобы стабильном, законопослушном обществе, шокировало средний класс. Люди хотели порядка и стабильности любой ценой. Коммунизм или фашизм казались достойными альтернативами.

Возвышение Гитлера описано в бесконечном количестве хроник. К концу 1920-х годов Гитлер сидел в тюрьме и диктовал «Майн Кампф» Рудольфу Гессу. Доктор Ялмар Шахт стал президентом Рейхсбанка. Ранее Джон Мейнард Кейнс советовал Рейхсбанку, что бюджет должен быть сбалансирован, а денежная масса стабилизирована. Вначале его идеи проигнорировали, но теперь Шахт последовал его совету (хотя он никогда не признавал этого и присваивал заслуги себе). Была введена новая рейхсмарка, обеспеченная золотом, денежная масса была стабилизирована, а бюджет был приведен в некоторое подобие баланса. В результате были достигнуты устойчивый экономический рост, умеренная инфляция и определенная политическая стабильность. Цены на акции выросли, но затем рынок акций снова резко упал, на 74 %, если быть точным, между 1929 и 1932 годами, когда случилась Великая депрессия, затронувшая все мировые фондовые рынки.

С приходом к власти Гитлера и наведением порядка акции снова поднялись, хотя и с очень низкого уровня, поскольку инвесторы мечтали о новой германской империи. Сам Гитлер мало что понимал в экономике, считая ее крайне скучным занятием, но он знал достаточно, чтобы оставить ведение экономики бизнесменам, поэтому передал управление экономикой блестящему доктору Шахту. Заручившись кредитом доверия, Шахт смог печатать деньги и ловко манипулировать валютой. Он ввел меры по принуждению к экономии и разработал новые методы государственного финансирования. Все это сработало. С 1932 по 1936 год безработица сократилась с шести миллионов человек до менее чем одного миллиона. Промышленность производство выросло на 102 % с 1932 по 1937 год. Заработная плата была практически заморожена, забастовки были запрещены, туризм поощрялся, а прибыль и доходы росли.

Толчком к этому росту частично послужило перевооружение немецких вооруженных сил. Но он также был обусловлен внутренней силой и строгим управлением самой немецкой промышленностью. К 1938 году немецкая экономика Германии если не процветала, то по крайней мере была здоровее, чем в любой другой крупной индустриальной стране. Это была вторая по величине экономика в мире – после США. К началу осени 1941 года, когда немецкие войска с грохотом пронеслись по России, и огромные богатства хлынули в Германию из оккупированных стран, немецкие акции взлетели, и в реальном выражении немецкие акции окончательно превзошли максимумы 1910 года.

Удивительно, что акции достигли пика то ли незадолго до, то ли как раз в тот самый момент, когда наступление немецких войск на Россию достигло высшей точки в пригороде Москвы в тот морозный день в начале зимы 1941 года. Хотя в 1942 году ось одержала великую победу, немецкие инвесторы утратили энтузиазм. Были ли это рассказы солдат, вернувшихся с Восточного фронта? Волновали ли их диктаторские полномочия Гитлера? Или немецкая аристократия, владевшая акциями, все больше разочаровывалась в Гитлере и нацистском режиме? Теперь мы знаем, что еще осенью 1941 года старшие офицеры армии снова начали строить планы отстранения Гитлера от власти. Тем не менее, общее разочарование началось только после Сталинграда в 1943 году.

Недавно другая интерпретация экономических событий в Германии была предложена Адамом Тузом в основательной 832-страничной книге The Wages of Destruction: The Making and Breaking of the Nazi Economy («Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики»). Туз – уважаемый, эрудированный экономический историк из Кембриджа, и он проделал огромную исследовательскую работу. Он утверждает, что к 1939 году Германия все еще не была, как это принято представлять, «восстановленной, процветающей, мощной экономикой»: вместо этого она была истощена годами бешеного перевооружения и испытывала нехватку природных ресурсов и иностранной валюты. Более того, она была искалечена чрезмерно разросшимся и неэффективным сельскохозяйственным сектором, который полагался на людей и лошадей. По сути, он сбрасывает со счетов эффективность и инновационность немецкой промышленности. Туз приводит цифры, которые показывают, что уровень жизни в Германии в 1938 году был вдвое ниже, чем в Соединенных Штатах, и составлял только две трети от уровня жизни в Великобритании.

Эти соображения кажутся немного надуманными. В 1939 году все европейские страны имели трудоемкие сельскохозяйственные отрасли, это было одной из причин, почему войны велись весной и ранним летом. Немецкая промышленность с ее точным производством всегда была и остается лучшей в мире. В отношении военного вооружения Туз, возможно, прав. Уже осенью 1941 года немецкие командиры на Восточном фронте жаловались, что русские танки превосходят немецкие. После весны 1940 года французская промышленность предоставила дополнительные производственные мощности для немецких танков, грузовиков, и боеприпасов.

По словам Туза, к началу 1940-х годов, даже когда нацистская махина находилась на вершине могущества, базовая экономика балансировала на грани краха. Не хватало стали, угля, нефти и даже рабочей силы, чтобы обеспечить топливом вооруженные силы, и до конца войны «управление дефицитом» было в порядке вещей. Эти давние экономические недостатки, считает Туз, сформировали мышление Гитлера в отношении политической и военной стратегии.

Что касается политического вопроса, Тузе говорит, что Гитлер был очарован экономической мощью Соединенных Штатов из-за их огромной территории, природных ресурсов и огромного внутреннего рынка. Он внимательно изучал историю безжалостного покорения индейского населения американской армией, кавалерией и пионерами-поселенцами. Эта история легла в основу его грандиозного замысла колонизации Востока путем создания огромного 100-миллионного немецкого народа в Восточной Европе, сначала заморив голодом и умертвив местное славянское население, а затем заселив эту территорию. Гитлер считал, что истребление индейцев американцами оправдывает то, что он планировал сделать со славянами. Туз утверждает, что эта теория жизненного пространства объясняет навязчивое желание Гитлера напасть на Россию в 1941 году, даже когда Англия еще не вышла из войны.

Что касается военного влияния, то зная, что экономика Германии была в основном слабой и не имела достаточных ресурсов, Гитлер понимал, что Германия не сможет вести долгую войну на истощение против более населенных и более обеспеченных противников. Поэтому он был вынужден применять стратегии быстрого удара, блицкрига в наступательных операциях против Запада и против русских.

Гибельная ценность искусства

Возвращаясь к вопросу о том, как можно было защитить еврейское и немецкое богатство на протяжении 1930-х и 1940-х годов: если акции не могли помочь, было ли искусство альтернативой? Произведения искусства можно было спрятать, но это было рискованное предприятие при наличии мародерствующей, грабящей, варварской армии – будь то немецкая или русская – риск потери был крайне высок. Нацисты, безусловно, любили грабить, особенно предметы искусства. Альфреду Розенбергу, главе Айнзатцштаба, была поручена конфискация вражеской собственности, и он с энтузиазмом выполнял это поручение. В случае с искусством (и это было