Расул поккусывает мой язык, вбирает его в себя, оттягивает, будто проглотить хочет.

Падаю в эту бездну, стону, прижавшись к нему. Пальцы поглаживают загривок, шею, плечи, грудь, сталкиваются о холодный металл корсета.

Миг промедления.

Мирасов тоже это чувствует и замирает.

Во мне набухает желание продолжить.

Плевать.

Да, хочу… Хочу…

Снова пускаюсь плясать языком у него во рту, Мирасов принимает охотно, позволяет играться, а потом дерзким толчком языка показывает, кто тут главный. Меня ведет… Боже, как сильно ведет…

И таким закономерным кажется, когда вездесущий Мирасов запускает руку мне под белье. На мне совершенно не сексуальные трусы, плотные и мокрые насквозь.

Мирасов ведет пальцами вниз.

— До сих пор помню твой пушок. Блять… Пушистая, мокрая пися. Обожаю.

Мирасов снова меня целует и толкает в мой рот с языком ужасно нескромное предложение, от которого я начинаю гореть от самой макушки до… той самой писи, которой Расул предлагает.

— Присядешь мне на лицо? На рот тебя хочу…

Глава 65

Александра

Концентрация похоти в словах Расула зашкаливает. Короткий взгляд в его глаза топит меня с головой в его чувствах, эмоции зашкаливают.

— Давай, — требует. — Хочешь же.

— А ты? Хочешь?

— Лучше тебе не знать, — сощуривается. — В другой раз я бы с тобой не церемонился, уже завалил и взял. Но сейчас вынужден быть…

— Вежливым? И прислушиваться к мнению партнера? — уточняю.

— Блять. У меня одно мнение. Я тебя хочу дико.

Расул делает шаг в сторону зала и оглядывается на меня.

Я так хочу, что сейчас целую лужу наделаю. Но в то же время страшно.

Расул истолковывает мои слова иначе.

— Стремно со мной, да? Таким не нравлюсь, — намекает на последствия кошмарной аварии.

— Дело не в этом! — спешу его заверить. — Совсем не в этом дело, Расул.

— Тогда в чем?

— А что потом? — спрашиваю шепотом. — Сегодня тебе и с сыном интересно, и я… вроде бы как желанна. Пока вынужден быть ограниченным в чем-то, а дальше? Станешь прежним, и…

— Не стану. Возврата к прошлому нет. Дай докажу?

И хочется, и колется.

Не просто колется, но обжигает.

— Тебе совсем нельзя снимать эту штуку?

— Можно, но только на сон, — отвечает мгновенно.

— Останешься с ночевкой? Диван раскладывается. Или у тебя специальный матрас.

— Думаю, не развалюсь, если посплю на твоем диване. И потом — все? — улыбается коварно. — Больше никаких заскоков?

— Я не знаю, Расул. Честно говоря, не знаю. Я просто хочу… Провести с тобой время. Но не стану обещать ничего. Если ты на такие условия согласен…

По глазам вижу, что Расулу такой расклад не нравится. Совсем не нравится! Возникает ощущение, будто в мыслях он уже меня присвоил целиком, вместе с сыном.

— Это максимум. Расул.

— Честно, — кивает задумчиво. — Так ты идешь?

— Да.. Да…

Наконец, с улыбкой бросаюсь в объятия мужчины. Но бросаюсь с осторожностью, чтобы не навредить. Он обнимает, целует в шею и глухо матерится, проклиная собственное положение, не позволяющее поднять меня на руки.

— Извини.

— За что? — недоумевает.

— Когда ты сел на утку и запачкал свои штаны, я назвала тебя неуклюжим.

— Черт… А еще много раз иначе обозвала и ведешь себя дерзко.

— То — за дело, Мирасов. За дело. А это — другое.

— Ты… чудо, словом…

Мирасов опускается на диван, я послушно забираюсь к нему на колени, нахожу губы мужчины, целуя их.

— Постарайся быть тихой, — толкается языком. — Сможешь?

— Не… Не знаю…

Мне уже хочется стонать в голос, ведь Мирасов не теряет времени зря и трахает меня пальцами, делая мое белье еще более мокрым.

Мокрым насквозь.

— У меня давно никого не было. Очень давно, — признаюсь шепотом.

— Насколько давно? — замирает.

— Был один. Разбил мне сердце и приказал избавиться от ребенка, а сам сейчас же бегает и просит о встречах! — дразню Расула, целуя его все более откровенно и развязнее.

Он активно включается в игру, активно вонзает в меня сильные, крепкие пальцы, сгибает их, массируя изнутри.

— Подожди, — прошу, задыхаясь. — Ааа… Постой.

Приходится стонать в его рот.

Расул лишь ускоряется и большим пальцем добивает меня, лаская клитор жестко, с нажимом.

Кончаю, растекаясь на нем, всхлипываю, переживая мощный оргазм.

— Хорошо?

— Очень. Очень…

Огненные шары под кожей сталкиваются и взрываются, делая меня похожей на ультра огромное солнце. Так хорошо не было ни разу.

Тело наполнено патокой. Облизываю губы, с которых срывается признание.

— Еще хочу.

— Блять… Конечно, я сделаю тебе еще!

— Щедро.

— Ща допиздишься, — угрожает Мирасов, дергая мою одежду.

— Я сама.

Легко спрыгнув на пол, оставляю Расула в полулежачем состоянии, у него под спиной большая подушка. Надеюсь, ему удобно. Но спрашивать не стану, чтобы он не чувствовал себя ущербным или неполноценным. Он же гордец и не позволит о себе заботиться сверх меры.

Я раздеваюсь, нарочито медленно, наслаждаясь, как жадно смотрит на меня Расул.

— Кайф… — выдыхает. — Сиськи больше стали. Округлилась. Блять… Сочная стала, вкусная.

— Можешь просто сказать, женственная.

— Пусть другой такое говорит, а я буду говорить, как я говорю.

— То есть и другому можно? — поддразниваю.

— Убью.

Пожалуй, хватит дразнить его. Или еще немного.

Я наклоняюсь к Расулу и целую его медленно, чувственно, его руки сразу начинают мять грудь, талию, жадно шлепают ладони по моим ягодицам.

— Хочу тебя раздеть.

— Такого уговора не было, — дышит неровно.

— Или я тебя раздеваю… Или отправляйся спать к себе.

— Пися голодной останется.

— Я привыкла быть на диете. Оргазм уже скушала, остальное добью игрушками.

— Без ножа режешь. В курсе? Ржавой, блять, тупой… пилой!

Расул пытается подняться, я легонько толкаю его в плечи, пытаясь удержать.

— Ты еще не понял? Ты можешь быть со мной и с сыном, только если не станешь корчить из себя того самого Мирасова из прошлого, на которого даже пулю потратить жалко.

— Вот так, значит.

— Вот так.

— И что… — мускул на лице дергается. — Тебе же не понравилось то, что увидела. Думаешь, выше лучше? Хуже, блять.

— Я все равно хочу увидеть. И не было