Я постояла на улице, чтобы легкие наполнились свежим воздухом. Хорошо, что заснула я в куртке, однако без ботинок все равно дольше минуты не простоишь. Но даже этого воздуха хватило мне на возвращение внутрь.

Попыталась открыть окна в крыше – не вышло, их придавливал слишком толстый слой снега. Отругала себя за то, что не вытащила стремянку и не счистила снег, когда он нападал, а теперь уж поздно. Тогда я сдвинула фанеру с одного из окон, напротив двери, и отворила его. Сквозняк сработал – дым стал выветриваться.

Я знала, что теперь нужно избавиться от полена, которое и вызвало всю эту дымовуху. Подойдя к двери, я сделала несколько глубоких вдохов, а затем направилась к печке и открыла дверцу.

Оттуда повалил густой дым. Я выбежала на улицу, схватила горсть снега – протереть слезящиеся глаза. И часть снега проглотила. Подумала, что мама меня убьет, – я ведь наглоталась некипяченого снега.

От этой мысли стало смешно, а от смеха я опять закашлялась. Смеялась, плакала, кашляла и давилась. Но вопреки всему этому решила – да будь я проклята, если умру, и будь я проклята, если оставлю Мэтта, Джона и маму в таком состоянии.

И пошла обратно внутрь. Дым по-прежнему был страшно плотный, и мне казалось, что я начисто выкашляю легкие. Доползла на карачках до печки и надела рукавицы. Потом протянула руки и вытащила дымящее полено.

Даже сквозь рукавицы чувствовалось, что оно мокрое. Горячее и мокрое, и от него валит пар и дым. Жонглируя им, я пробралась к двери и бросила его в снег.

Полено не должно было быть мокрым. До сих пор у нас ни разу не случалось такого с дровами, заготовленными Мэттом и Джонни. И до меня дошло, что влажная – сама печка. Снег или лед, вероятно, провалились в трубу и вымочили всю печь.

Надо было ее просушить, иначе все повторится. А это означало снова разжечь огонь, что, в свою очередь, означало еще больше дыма.

Меня колотила дрожь. Глупо, но я все думала, как же это несправедливо. Почему все это выпало на мою долю? Почему бы мне не заболеть, чтобы Мэтт ухаживал за мной? Или Джон. Его же кормят. С какой стати он свалился? Это ему следовало быть здоровым. Ему следовало задыхаться тут до смерти, а мне, одурманенной кодеином, – лежать в теплой милой кухне.

Н-да, мечтать не вредно. Я осмотрелась, что бы такое сжечь. Поленья не подойдут, они просто намокнут сами, и все начнется по новой. Надо много, очень много бумаги.

Первая моя мысль была об учебниках, но я знала, что мама прибьет меня за них. Если все выздоровеют и она обнаружит, что учиться теперь никак, то прикончит меня. Но, с другой стороны, раз уж именно мне выпало проходить через все это, я имею право в качестве награды сжечь хотя бы один учебник.

Я вышла с веранды на кухню. Все по-прежнему кашляли, но не так сильно. Мэтта, судя по виду, била лихорадка, однако, когда я хотела проверить, как он там, он отмахнулся и прошептал:

– Нормально все.

Выбора у меня не было – пришлось поверить ему на слово. Я пошла наверх и взяла пару учебников из тех, которыми разжилась в свой единственный школьный день. Заодно переоделась в сухое и надела ботинки. Это сразу помогло.

Вернувшись в кухню, я обновила мокрое полотенце и снова выползла на веранду. Дыма стало поменьше, но, стоило открыть дверцу печки, он снова повалил.

Я вырвала несколько страниц из учебника. Трясущейся рукой чиркнула спичкой и положила горящую бумагу в печь. Дым стал гуще, и мне казалось, что я не выдержу. Засунув внутрь как можно больше бумаги и убедившись, что пламя будет гореть хотя бы минуту, я позволила себе подойти к задней двери и подышать нормальным воздухом. Потом вернулась, выдрала еще несколько страниц и бросила их в огонь.

Не знаю, как долго это продолжалось, но в итоге я сожгла полтора учебника. Если школа захочет их вернуть, придется подать на меня в суд.

В конце концов печка прекратила дымить. Разодрав еще часть учебника, я сунула бумагу в топку и добавила хвороста. Когда пламя как следует разгорелось, положила пару поленьев, и все заработало как надо.

На печку я водрузила кастрюлю со снегом, чтобы хоть немного увлажнить воздух в помещении. Подождала еще где-то полчаса, закрыла окно. Еще полчаса сидела рядом с печкой, следила, чтобы пламя было чистым, а потом закрыла дверцу.

Больше всего на свете мне хотелось свернуться на кухонном полу и заснуть. Но оставить печь без присмотра я не осмелилась. Так что осталась бодрствовать на веранде, лишь изредка выходя в кухню проверить, как там мама, Мэтт и Джонни.

Окно без фанеры выходит на восток. Вижу, как светлеет небо, – наверное, рассвет. Сейчас уже точно не тринадцатое января.

Пока оставлю всех на кухне. Дам им аспирин, надеюсь, будут спать. Чтобы прогреть дом с минус восемнадцати до плюс восемнадцати, понадобился не один час – пусть наслаждаются. К тому же вся веранда провоняла гарью, мне бы надо открыть настежь окно и дверь и все проветрить. Нам и так спать на прокопченных матрасах много месяцев.

Потому что если уж это нас не доконало, то ничто не доконает. Сегодня четырнадцатое января, я наблюдаю утреннюю зарю, и мы все выживем.

14 января

Мы все еще живы.

Мне страшно оставлять всех на кухне и страшно переселять обратно. Страшнее всего, что Мэтт, похоже, совсем без сил и не сможет помочь с переездом.

Буду просто надеяться, что солярки хватит еще на одну ночь.

Я вся провоняла копотью, и дышать больно.

15 января

Дав маме утренний аспирин, я наклонилась и поцеловала ее в лоб. И тут, как в «Спящей красавице», она открыла глаза, пристально посмотрела прямо на меня и произнесла:

– Нет, пока ты не закончишь домашку.

Я расхохоталась.

– Не смейся надо мной, юная леди.

– Да, мэм, – ответила я, изо всех сил сдерживая смех.

– Очень хорошо. Теперь приготовлю ужин, – сказала она и попыталась приподняться.

– Не надо. Я не голодная.

– Чепуха, – ответила она и тут же провалилась обратно в сон.

Дышала мама ровно, и было очевидно, что температура спала.

Несколько часов спустя она проснулась, не понимая, как оказалась на кухне.

– У всех все нормально? – спросила она.

– Мы в порядке, – ответила я.

Она огляделась и увидела Мэтта и Джонни, спящих на полу.

– Что мы здесь делаем? Что происходит?

– С печкой была проблема. Так что я завела котел, и вы пока спали здесь.

– Ужасно выглядишь. Ты вообще ешь как следует?

– Нет.

Мама кивнула.

– Ну да, никто из нас не ест, – сказала она и снова уснула.

А проснувшись вечером, была уже просто обычная мама. Ей удалость сесть в постели, и она спросила, как мы тут все. Я дала ей краткий отчет.