Одним из двух человек в моей команде был мой приятель Фил. Мне нравился Фил, но я начал чувствовать что-то вроде беспредельной привязанности к другому мужчине, потому что он сказал нам, что посещал Бодмин-Мур в качестве летнего туриста и знал, где мы находимся. Более того, он знал, как нас вытащить.

Он вёл нас, а мы шли за ним, как дети, в темноте целый день.

На рассвете мы нашли еловый лес. Температура приблизилась к нулю, дождь пошел ещё сильнее. Мы послали к чёрту бивачные мешки и свернулись калачиком, точнее, прижались друг к другу, каждый пытался забраться в середину, где было теплее. Поскольку я знал его, то, прижавшись к Филу, чувствовал себя менее неловко, и в то же время гораздо лучше. Но то же самое было и с третьим мужчиной. Прости, это твоя рука? После нескольких часов сна, смутно напоминающего сон, мы разделись и снова начали долгий марш.

По условиям учений мы останавливались на нескольких контрольных пунктах. На каждом из них мы должны были выполнить задание. Нам удалось пройти все контрольные пункты, выполнить все задания, и на последнем контрольном пункте, своего рода убежище, нам сказали, что учения закончены.

Была середина ночи. Кромешная тьма. Появился руководящий состав и объявил: Молодцы, ребята! Вы справились.

Я чуть не потерял сознание.

Нас погрузили в грузовик, сказали, что мы возвращаемся на базу. Вдруг появилась группа мужчин в камуфляжных куртках и чёрных балаклавах. Я сначала подумал, что лорд Маунтбаттен попал в засаду ИРА — не знаю, почему. Совсем другие обстоятельства, но, возможно, какая-то память о терроризме глубоко сидит в моей ДНК.

Были взрывы, выстрелы, парни ворвались в грузовик и кричали, чтобы мы смотрели на землю. Они надели на нас затемнённые лыжные очки, связали нам руки молнией и потащили нас прочь.

Нас затолкали в нечто, похожее на подземный бункер. Сырые, влажные стены. Эхо. Нас водили из комнаты в комнату. Мешки на головах срывали, потом надевали обратно. В одних комнатах с нами обращались хорошо, в других — как с грязью. В одну минуту нам предлагали стакан воды, в другую — ставили на колени и говорили держать руки над головой. Полчаса.

Час. Из одного стрессового состояния в другое.

Мы действительно не спали 72 часа.

Многое из того, что они делали с нами, было незаконным по правилам Женевских конвенций, что и было целью.

В какой-то момент мне завязали глаза, перевели в комнату, где я чувствовал, что я не один. У меня было ощущение, что там со мной был Фил, но, возможно, это был другой парень. Или парень из одной из других команд. Я не осмеливался спрашивать.

Теперь мы слышали слабые голоса где-то вверху или внизу, внутри здания. Затем странный шум, похожий на шум бегущей воды.

Они пытались запутать, дезориентировать нас.

Мне было ужасно холодно. Мне никогда не было так холодно. Гораздо хуже, чем на Северном полюсе. Вместе с холодом пришло онемение, сонливость. Я пришёл в себя, когда дверь распахнулась и в комнату ворвались наши похитители. Они сняли с нас повязки. Я был прав, там был Фил. И ещё один парень. Нам приказали раздеться. Они тыкали пальцем в наши тела, вялые члены. Они всё повтоярли, какие они маленькие. Я хотел сказать: Вы не знаете и половины того, что не так с этим придатком.

Нас допрашивали. Мы ничего не выдали.

Нас отвели в отдельные комнаты, допрашивали ещё.

Мне велели встать на колени. Вошли двое мужчин, кричали на меня.

Они ушли.

Включали ужасную музыку. Скрипка, которую скребет сердитый двухлетний ребёнок.

Что это?

Голос крикнул: Тишина!

Я убедился, что музыка была не записью, а настоящим ребёнком, возможно, тоже находившимся в плену. Во имя всего святого, что этот ребёнок делал со скрипкой? Что они делали с этим ребёнком?

Мужчины вернулись. Теперь у них был Фил. Они просмотрели его социальные сети, изучили его и начали рассказывать о его семье и девушке, что напугало его. Удивительно, как много они знали. Как могут совершенно незнакомые люди знать так много?

Я улыбнулся: Добро пожаловать на вечеринку, приятель.

Я не воспринимал это достаточно серьёзно. Один из мужчин схватил меня и толкнул к стене. На нём была чёрная балаклава. Он сдавил предплечьем мне шею, выплевывая каждое слово. Он прижал меня плечами к бетону. Он приказал мне встать в трёх футах от стены, руки над головой, кончиками пальцев упереться в стену.

Стресс.

Две минуты.

Десять минут.

Плечи начало сводить.

Я едва дышал.

Вошла женщина. На её лице была шемага. Она продолжала что-то говорить, я не понимал. Я не мог уследить.

Потом я понял. Мама. Она говорила о матери.

Твоя мама была беременна, когда умерла, да? Твоим братом или сестрой? Мусульманский ребенок!

Я боролся с тем, чтобы повернуть голову и посмотреть на неё. Я ничего не говорил, но кричал на неё глазами. Ты делаешь это ради моего блага или своего? Это такие учения? Или ты ловишь от этого кайф?

Она вышла. Один из похитителей плюнул мне в лицо.

Мы услышали звуки выстрелов.

И вертолёт.

Нас перетащили в другую комнату, и кто-то крикнул: Всё!Конец учениям!

Было подведение итогов, во время которого один из инструкторов принёс полусерьёзные извинения по поводу того, что связано с матерью.

Нам было трудно найти о вас что-то такое, что вы были бы шокированы тем, что мы знаем.

Я молчал.

Мы посчитали, что вас нужно проверить.

Я молчал.

Но мы немного переборщили.

Да, есть немного.

Позже я узнал, что ещё двое солдат на учениях сошли с ума.

46

Я едва успел прийти в себя после Бодмин-Мура, как пришло известие от бабушки. Она хотела, чтобы я поехал на Карибы. Двухнедельный тур в честь шестидесятилетия её правления, мой первый официальный королевский тур в качестве её представителя.

Было странно, что меня так внезапно, по щелчку пальцев, отозвали из армии.

Но потом я понял, что это совсем не странно.

В конце концов, она была моим командиром.

Март 2012 года. Я прилетел в Белиз, проехал из аэропорта на своё первое мероприятие по дорогам, заполненным людьми, все они размахивали знаками и флагами. На первой и на каждой последующей остановке я пил домашний алкоголь за бабушку и хозяев и множество раз исполнил местный танец под названием пунта.

Я также впервые попробовал суп из коровьих