немало. Дэвид еще с двумя людьми читал из своего сборника стихов, и толпы там особой не было, скажу я тебе. Кроме нас с Силвией, было еще, может, человек двенадцать или пятнадцать. Но Дэвид все же бодрился и читал очень хорошо, это точно. Очень отчетливо он читал, каждое слово было слышно. А потом отвел нас на кофе, и мы здорово поболтали. Приятно было разузнать, как дела. Ты знал, что он теперь преподает в университете в Киле? Английской литературе учит. Ну, на поэзии-то не заработаешь, верно? Особенно на той, какую он пишет. Я попросила его объяснить, о чем некоторые его стихи, но не скажу, что он меня особо просветил. Пролетело мимо моих ушей, как есть. Но с Силвией выдался хороший день, я давно с ней весь день не проводила, поэтому все было хорошо. Встречи с писателями устроили в маленькой школе рядом с автостоянкой. Ну и после мы прогулялись по городу – хотя смотреть там мало есть на что, чуть ли не сплошь книжные лавки – и вернулись на стоянку и уже собрались домой ехать, как я вдруг подумала, что надо бы сперва в уборную заскочить, ну и пошла обратно в школу. А там такая толпа – сроду не видала такой! Кто-то из писателей только что закончил выступать, сидел и подписывал свою книгу, и очередь обогнула чуть не половину здания. Столько было людей, что я сперва и не поняла, кто это. Пожилой дядька – в смысле, я понимаю, мы с твоим отцом в годах, но тот смотрелся еще старше, – почти лысый и с виду очень дряхлый. Я его углядела и подумала, что вроде смутно знакомый, а когда ушла в дамскую комнату, поняла, кто это. По крайней мере, мне показалось, что поняла. Но потом я подумала: “Нет, не может быть”, ну и пошла еще разок на него глянуть. И здесь уж поняла точно. Это был Кеннет. Мой старый друг Кеннет Филдинг. Знаешь, кого я имею в виду? Довольно известный журналист. Ну, он когда-то играл со мной и с твоим отцом в теннис, еще когда он за мной ухаживал, а дальше я пошла учиться в Дартфорд, и мы с Кеннетом виделись нередко. Встречались в Лондоне, ходили в театр и все такое. Кажется, смотрели “Мышеловку” в ту неделю, когда ее только начали давать, представляешь! Но боже ты мой, какой же старый и больной он стал с виду! Ужасно выглядел! Ну вот его книга оказалась в основном как раз об этом – я ее купила через пару недель. Сколько-то там было политических очерков и всякого такого – я это более-менее пролистнула, – а вот последние две главы были про рак. Я ни о чем таком понятия не имела. Ну, я подумала вроде купить книгу прямо там же и дать ему подписать, но не собралась с духом, подумала, что его это смутит – у всех на виду, но все равно потом мне выпала возможность увидеть его поближе. Мы с Силвией решили прикупить фаджа, прежде чем ехать домой, просто на дорожку, и когда возвращались из магазина, увидели его. Увидели их на самом деле, потому что с ним была его жена. Мне показалось, что она чуть моложе его – моих лет более-менее, – очень шикарная, даже, вообще-то, красивая. Он закончил подписывать книги, и она помогала ему идти по стоянке. Я мимо него вот так близко прошла – всего в паре футов, – и он глянул прямо на меня, и вид у него был такой, будто он меня узнал, или ему показалось, что узнал, или он подумал, что откуда-то должен меня знать, но ничего не сказал, и я не сказала. Честно говоря, мне интереснее было посмотреть на нее. Понимаешь, когда мы последний раз виделись – на День коронации это было, – Кеннет вроде как… ну, не знаю, как это назвать, наверное, он… сделал мне предложение или, во всяком случае… спросил, можем ли мы гулять вместе, что-то в этом духе, но я тогда уже была помолвлена с Джеффри… Ты пойми меня правильно, я не жалею, что пошла за Джеффри, он иногда меня, конечно, раздражает – это ж брак, как ни крути, то гладко, то шершаво, – и было б здорово, если б он поприятнее обращался с Бриджет, но он всегда был предвзят в этом смысле, никак не смог изжить это в себе – и было б здорово, если б… он иногда хоть чуть-чуть эмоции показывал, а не запирался со своими книжками на целый день. Когда бабуля умерла, он вообще не плакал, представляешь? Ни слезинки не проронил – по собственной матери, и то же с дедулей, столько лет назад, но, как я и говорю, мы в целом живем счастливо, притерлись хорошо, и, конечно, если б не Джеффри, не было бы ни тебя, ни Джека, ни Мартина, а я этого вообразить не могу, даже подумать не могу о таком, поэтому… Нет, никаких сожалений на этот счет, то есть не завидовала я той женщине, но смотреть смотрела на нее, секунду-другую, и про себя думала: да, на ее месте могла быть я, вся моя жизнь могла бы двинуться в другую сторону, если б я тогда на Коронации отозвалась иначе, и вот так столкнуться с ней лицом к лицу на той автостоянке все равно что увидеть… не знаю, все равно что увидеть другой вариант себя самой. Очень странно.

– Собственный доппельгангер, – сказал Питер.

– Собственный что? – переспросила Мэри, не знавшая такого слова. Питер не взялся объяснять, и она продолжила: – Конечно, она теперь одна. Бедный старый Кеннет умер через месяц или два после этого, в июле. А у меня все еще есть Джеффри, поэтому… мне ее теперь жалко, сильнее всего это чувствую…

– Может, стоит написать ей письмо, – предложил Питер, – сказать, что ты была знакома с ее мужем и сочувствуешь ей и так далее…

– Да, неплохая мысль, – согласилась Мэри. – Наверняка она сокрушается, бедная. Может, так и сделаю.

(Но письмо так и не написала.)

– Наверное, у меня была мелкая жизнь, – сказала она. – Может, выбери я Кеннета, все было бы иначе. Па всегда говорил, что однажды я сыграю на пианино в Королевском Алберт-холле. Этого так и не случилось, верно? Играю “Иерусалим” в местном ЖИ раз в неделю. Рада, что у тебя все получается. Играешь с симфоническим оркестром Би-би-си! Я всем своим друзьям о тебе рассказываю, между прочим.

– Не говори так, – сказал Питер. – Не говори, что у тебя мелкая жизнь. Она уж во всяком случае еще не