короля, Жоффруа, тоже присутствовал – преданный, неприметный человек, старавшийся держаться поближе к Генриху.

Маршал был сама собранность. Разумеется, он скорбел, но лезвие его печали притупилось в связи с недавними событиями. Призванный к Молодому Королю после того, как д’Икбеф и де Кулонс впали в немилость, он воссоединился со своими друзьями, де Бетюном и де Мариско. Вместе они против своей воли оказались замешаны в смуте, охватившей Аквитанию в мае. Когда Молодой Король слег с дизентерией, Маршал разыскивал для него докторов и врачевателей. Все до единого последние часы жизни принца, с их обилием пота и страха, отпечатались в памяти Уильяма. После смерти Молодого Короля, наступившей за месяц до описываемого дня, легче не стало. Маршалу пришлось с боем, иногда в буквальном смысле, прокладывать себе путь, чтобы доставить тело на север, в Руан, для погребения.

Глядя на открытый свинцовый гроб и на восковое лицо человека, которому он служил столько лет, Маршал тяжело вздохнул. Испытание почти закончилось. Наряду с печалью он чувствовал нарастающее облегчение, точно с его плеч уже снимали гнетущий груз. Но вряд ли смог бы сполна насладиться этим ощущением – земля качалась у него под ногами. Без могущественного хозяина будущность Уильяма выглядела не блестяще. Ричард ранее предлагал поступить к нему на службу, и было еще не поздно, но почти увенчавшийся успехом мятеж Молодого Короля говорил о том, что положение герцога довольно шатко. Переход к нему не давал ничего определенного. Маршалу уже исполнилось тридцать шесть, а за плечами не было почти ничего, кроме половины жизни, проведенной на службе. Ему требовались безопасность и ясные виды на будущее.

К гробу подошел священник, снял покров и передал его служке. Затем покадил над телом Молодого Короля, окропил его святой водой и стал читать «Отче наш».

Паства подхватила.

Шевеля губами, Маршал искоса наблюдал за королем. Багровое лицо Генриха распухло от слез, рыдания сотрясали его тело. Уильям подавил всколыхнувшееся в груди сочувствие и решил, что удар следует нанести сейчас. Король обезумел от горя, надежда на успех велика. Теперь важно не проявить чересчур много рвения, иначе Генрих может понять, что в действительности движет им.

К счастью для Маршала, король разыскал его сразу после церемонии.

– Ты здесь.

В голосе Генриха слышалась благодарность.

Маршал поклонился:

– Разумеется, государь.

– Прогуляйся со мной.

Король, прихрамывая, направился к противоположной стене церкви, где не было плакальщиков.

Маршал двинулся следом, бросив взгляд на главный алтарь и пылко прошептав молитву.

– Говорят, что Хэл умирал тяжело, – сказал король.

– Не стану лгать, государь, скажу, как было. Когда стало ясно, что смерть близка, Молодой Король исповедался уединенно перед епископом Кагорским и аббатом. – Маршал видел, что король ловит каждое его слово. – Мне рассказали, что он делал это обнаженным, распростершись на полу перед аббатовым распятием. Он раскаялся в недавних грехах и получил прощение.

– Он сожалел о содеянном.

Слезы снова заструились по щекам Генриха.

– Определенно, государь. Четыре дня спустя он снова исповедался, на этот раз прилюдно. Я видел, как его соборовали. – Уильям выждал, когда король возьмет себя в руки и сделает ему знак продолжать. – Сожалея, что не смог сдержать данную им клятву и отправиться в Крестовый поход, Молодой Король велел нашить крест на свой плащ. Он вручил плащ мне и, назвав меня «самым близким своим другом», попросил возложить его к Гробу Господню в Иерусалиме.

– Плащ до сих пор у тебя? – спросил король дрожащим голосом.

– Да, государь. Я намереваюсь отправиться в Утремер, как только приведу в порядок свои дела.

Король с довольным видом кивнул.

– Мой перстень с сапфиром прибыл прежде, чем сын покинул этот свет?

– Да, государь. Глядя на него, он плакал и постоянно прижимал к себе.

Маршал решил не упоминать о том, как огорчился Молодой Король, когда отец прислал ему в знак прощения драгоценную побрякушку, вместо того чтобы уважить его просьбу и приехать самому.

Генрих выглядел удовлетворенным.

– Продолжай.

– Желая выказать полное раскаяние, Молодой Король велел снять с себя одежду. Облачившись во власяницу и надев на шею петлю, он приказал, чтобы его тащили по полу. Так он лежал, на пепле вместо матраса, с камнями в изголовье и подножье.

На лице Генриха отразился ужас.

– Ты был с ним?

– Я не отходил от господина, сир. Балдуин де Бетюн и Симон де Мариско тоже были там. – Горестная сцена: такую Маршал не хотел бы увидеть снова. – Когда конец был уже совсем близок, Молодой Король поднес ваш перстень к губам и поцеловал. Потом закрыл глаза, сир, и больше не открыл их.

– Ах, сын мой, сын мой.

Генрих склонил голову и заплакал. Слезы капали на каменные плиты.

В Маршале вновь шевельнулась скорбь. Уильям любил Молодого Короля как младшего брата. У Хэла было много изъянов, это правда, и все-таки он обладал безусловным умением вести за собой и невероятным обаянием, был способен на очень добрые поступки. Именно эти его качества Маршалу хотелось сохранить в памяти.

Генрих утерся и обратил опухшие глаза на Маршала.

– Ты собираешься в Святую землю?

– Да, государь. Мне не ведать покоя, пока я не исполню просьбу Молодого Короля.

– Это хорошо, – сказал король. – Когда ты возвратишься?

– Не знаю, государь. Меня могут попросить о помощи в борьбе против сарацин. Как вам известно, они сильно теснят Утремер.

– И тем не менее… – Генрих помолчал, словно принимал решение, потом продолжил: – Знай: когда бы ты ни вернулся, тебя ждет место при моем дворе.

Сердце Маршала подпрыгнуло. Именно на это он и надеялся. Успех упал ему в руки, как спелая слива с ветки. Воистину Бог услышал его молитву.

– Почту за честь, государь, – произнес он, наклонив голову.

– Так, значит, решено.

Легкая улыбка промелькнула на лице короля.

В надежде помочь друзьям Маршал бросил на стол кости:

– А де Бетюн, сир, и де Мариско…

– Верным людям всегда найдется место среди моих рыцарей.

– Спасибо, государь.

Они повернулись и направились к главному выходу из собора.

– Последние новости должны вас порадовать, государь, – сказал Маршал. – Графы Бургундский и Тулузский отправились восвояси. Эмар Лиможский сдался, а Филипп Французский теперь дважды подумает, прежде чем вмешиваться в наши дела. Джефри скоро вернется в Бретань и, как мне сказали, готов дать клятву верности в Анжере. Мятеж закончился.

Тяжелый вздох.

– Надо думать. И тем не менее это не так.

– Государь?

– Ричард десять лет был герцогом Аквитании, и, однако, мятеж вспыхнул, как сухая трава от упавшей искры. Его власть должна была быть более прочной.

«Если бы не Молодой Король и Джефри, – подумал Маршал, – Ричард своими