Перро поставил для Фанни Эльслер несколько новых балетов с прекрасной музыкой композитора Пуни; замечательнейший из них – «Катарина, дочь разбойника», где она обнаружила в полной силе свой огромный талант. Надо сказать, что и окружавшие ее в то время танцовщицы чуть ли не на подбор были красавицы; знаменитый танец с ружьями (pas de fusils) под предводительством Катарины производил в публике постоянный восторг.

Помню я еще небольшой балет сочинения Перро под названием «Мечта художника», в котором наша будущая знаменитость Муравьева представляла амура; ей тогда было лет пятнадцать. Я видел, как за кулисами, на одном из представлений этого балета, Эльслер целовала ее как меньшую сестру и наследницу своей славы.

Когда трехлетний ангажемент Эльслер закончился, Гедеонов, по обоюдному соглашению с Перро, пригласил из Парижа танцовщицу Карлотту Гризи (Гризи была фавориткой Перро), а Эльслер предложил на один сезон перейти в московский театр. В Петербурге Гризи, сменив Фанни, не заменила ее, а Фанни в Москве производила такой же фурор, как и в Петербурге, потому что ей не могли помешать никакие московские знаменитости.

Глава XIII

Для полного описания личности Александра Михайловича Гедеонова я должен упомянуть еще о некоторых чертах его странного характера. У него имелась претензия создавать самому таланты, и хотя его креатуры по большей части не пользовались на сцене успехом, но всегда загораживали дорогу людям, имевшим истинное дарование. К первоклассным артистам Гедеонов вообще относился как-то недоброжелательно и при случае всегда готов был сделать им что-нибудь неприятное. Так, например, Тальони, Эльслер, Рубини, Тамбурини, французские артисты Алланы (муж и жена), покойный мой брат, жена его, В.В.Самойлов, сестра его Вера Васильевна и некоторые другие зачастую имели с Гедеоновым неприятные объяснения и столкновения. На молодых же актеров и актрис, начинавших пользоваться любовью публики или обративших на себя внимание высокопоставленных особ, Гедеонов поглядывал всегда косо, как бы в предупреждение, чтобы они не вздумали забыться перед ним, будто желая им сказать: «Вы-де не слишком надейтесь на покровительство кого бы то ни было, без меня немного от этого выиграете!»

Упомянув выше о Тальони, я не могу обойти молчанием одну щекотливую историю, случившуюся с Гедеоновым во время ее пребывания в Петербурге; рассказы об этом происшествии долго гуляли по городу с разными прибавлениями.

Был у Александра Михайловича старинный приятель, отставной заслуженный генерал, георгиевский кавалер, остзейский барон Левенштерн – страстный поклонник Марии Тальони. Но так как он был человек вовсе не богатый, то, пользуясь приятельскими отношениями с Гедеоновым, постоянно бывал в его директорской ложе. Однажды на вечере у графа Воронцова-Дашкова Гедеонов, сидя за картами, бранил Марию и говорил, что напрасно эта старуха к нам приехала, что теперь зачастую на ее представлениях театр бывает далеко не полон, и публика явно к ней охладела. Барон Левенштерн не мог не вступиться за свою любимицу и сказал, что это несправедливо, что он не пропускает ни одного ее представления.

– Что ж мудреного, – сказал Гедеонов, с язвительною улыбкой, – вы всегда у меня в ложе и смотрите даром, а не за деньги.

Раздразненный барон кинул карты, вскочил из-за стола и бросился на своего неделикатного приятеля. Окружавшие их гости, конечно, поспешили их развести, но граф Воронцов приказал им обоим подать шляпы и попросил их окончить свою ссору не в его доме. Иные говорили, что ссора эта едва не кончилась дуэлью; другие прибавляли такие варианты, что я считаю лучше о них умолчать. Но как бы то ни было, а барон Левенштерн с тех пор не показывался уже более в директорской ложе.

Сообщу моим читателям о Гедеонове еще несколько анекдотов и фактов, которых случилось мне быть свидетелем или слышать о них от людей вполне достоверных.

Однажды был поставлен какой-то новый балет, на который затратили довольно большую сумму, но он не имел успеха. В день третьего или четвертого представления, поутру, по заведенному порядку, подают Александру Михайловичу так называемую рапортичку о сборах с обоих театров. Увидев, что в Александринском театре, где шла в тот день какая-то старая трагедия или драма, – почти полный сбор, а в Большом, где новый балет, не разобрано билетов и третьей доли, он швырнул рапортичку и яростно вскрикнул:

– Ну чего эта глупая публика не видала в Александринском театре! Ломится на старую пьесу, а нового балета смотреть не хочет!..

Еще у него была одна неблаговидная странность: он терпеть не мог, когда его о чем-нибудь просят. Тут первым его движением было непременно отказать, как бы ничтожна ни была эта просьба, хотя после он иногда и соглашался исполнить ее. Например, мой брат и его жена Александра Михайловна имели в своих контрактах условие: каждые два года пользоваться, если пожелают, отпуском в Москву, где могли дать несколько представлений и получить там бенефисы. В одно прекрасное утро явилась Александра Михайловна к Гедеонову заявить, что в этот год она с мужем желает отправиться в Москву.

– А имею я право вам отказать? – спрашивает он.

– Нет, по смыслу контракта не имеете никакого права.

– Да?.. Ну в таком случае поезжайте.

В 1842 году приходилось мне заключить новый контракт, последний перед окончанием 20-летней моей службы. Года за три до того я получал уже поспектакльную плату по три рубля серебром. За шесть месяцев до истечения срока моего контракта, по принятому правилу, я подал в контору заявление, в котором сказал, что, относительно прибавки к получаемой мною поспектакльной плате, я предоставляю на благоусмотрение начальства, как обыкновенно в таких случаях писывали. Все мои товарищи и однокашники давно меня обогнали по этой статье, хотя я работал не менее их; я тогда играл по 170 и 180 раз в год. Полагал я, что добросовестная и усердная 19-летняя моя служба дает мне некоторое право надеяться, что меня сравняют с моими сверстниками и директор обратит внимание на то обстоятельство, что я в свои бенефисы ежегодно ставил по две и по три свои пьесы, за которые от дирекции ничего не получал. Одна «Ложа 1-го яруса», игранная в продолжение трех лет около ста раз, принесла дирекции порядочную прибыль!..

Проходили месяцы, а о результате моего заявления не было никакого ответа. Наконец, недели за две до возобновления моего контракта я получил из конторы бумагу, где сказано было, что его превосходительство назначает к получаемым уже мною трем рублям поспектакльной платы еще два. Хотя я и чувствовал, что заслуживал более двухрублевой прибавки, однако же готов был согласиться на предложенное мне условие, но жена моя и мой зять Евгений