в задних рядах зрительного зада напротив «края три», я посмотрел на сцену, где император спорил с Летрой Савоуд касаемо вопроса, можно ли скрыть происшествие в Западном пределе. Актриса, которая играла Летру, была почти на голову выше Сетры и держалась куда более угодливо.

Возможно, некогда Сетра и была такой, но почему — то я в этом сомневаюсь.

Внезапно меня охварил страх, что они сейчас начнут петь, а если это случится, я никогда больше не смогу общаться с Сетрой без того, чтобы меня пробило на «хи — хи», и я поспешил убраться из зала.

Я подумывал вновь вернуться к книге, но тут один из посланников сообщил, что некто пришел, чтобы меня повидать.

— Кто?

— Она не назвалась.

— Из какого Дома?

— Из выходцев с Востока, господин.

— О.

Коти ожидал меня в лобби, прислонившись к стене, и выглядела и близко не такой опасной, какой была. Я застыл, увидев ее, всего на мгновение. Она сменила прическу, чуть укоротив волосы, но выглядела все так же хорошо. На ней были мешковатые бриджи зеленых тонов, собранные на лодыжках, прямо над сапогами. Блузка ее была белой, а края высокого воротника и рукава стягивали ленты в цвет бриджей.

Я глубоко вздохнул, двинувшись ей навстречу. Остановился ровно за шаг до «обнять», ибо не был уверен, как она это воспримет, но Коти сама подалась вперед, стиснув меня в объятиях, и я сделал то же самое, стараясь, чтобы оно не переросло ни во что большее.

— Здравствуй, Владимир, — сказала она.

— А где мальчик?

— С Норатар.

Я кивнул, подбородком зарывшись ей в макушку, затем разжал объятия.

— Итак, — в горле у меня царапало, — что у тебя на уме?

— Можешь добыть мне два билетика на премьеру?

У меня и правда ушло секунды две, чтобы понять, что она шутит. Нет, оправданий искать не хочу.

— Я так понимаю, Киера тебе сказала, что я тут?

— Да.

Мне стало немножко не по себе, я ведь так и не поведал Коти то, что знаю о Киере, но все — таки это не мой секрет.

— Ну раз дело не в билетах на премьеру, тогда что же?

— Хотела тебя увидеть.

Глаза в глаза.

— Ты пытаешься, — проговорил я, — понять, насколько серьезные у меня сейчас неприятности, и нужно ли тебе готовить Влада Норатара к тому, что он останется безотцовщиной.

— Хотелось бы иметь представление, — согласилась она.

— Думаю, все не так плохо, как было неделю назад.

— Левая Рука…

— Знаю, знаю. Но выходит так, что это не вся Левая Рука, а только одна из фракций в ней.

— Почему ты все время сталкиваешься с ними, Влад? Я никого больше в Организации не знаю, кто в столь короткий период ухитрялся настолько запутаться.

— Судьба и предназначение.

— Не думаю, что это смешно.

— Не думаю, что я пошутил. Коти, происходит очень и очень многое. Я в самом центре того, что для меня чрезмерно велико.

Она рассмеялась.

— А когда, интересно, было иначе?

— Наверное, никогда. Но сейчас… нет, в смысле, думаю, я раньше никогда не понимал, насколько масштабно… ладно, не суть важно. Ты хотела меня увидеть. Вот он я.

— Еще хотела узнать, не нужно ли тебе что — нибудь. — Я открыл было рот, и она добавила: — Кроме приличной еды.

— А могла бы и принести что — нибудь.

— Увы, не озаботилась.

— «О жизнь, не можешь ты не быть жестокой».

— Хмм?

— А, так. Строчка из пьесы. В смысле, из мюзикла. Сам не уверен, что она вообще значит.

— В данном случае, что я должна была принести тебе что — нибудь поесть.

— Не беспокойся.

— Ну, из всего, о чем стоит беспокоиться, этот пункт, скажем так…

— Для тебя куда менее важен, чем для меня, да?

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты оставался живым, Владимир. Ради блага твоего сына, и для моего тоже. И то, что ты прячешься в театре, а не делаешь нечто иное, однозначно свидететельствует, насколько все это опасно. Ты бы так не поступил, если бы…

— Я сделал глупость, — сказал я. — Когда я выбросил амулет, это было глупо. И я знал об этом уже тогда.

— Но все равно выбросил его?

— Мне все равно необходимо было так поступить. Необходимо было избавиться от него. Необходимо было встретить своих врагов лицом к лицу, а не прятаться от них.

Губы ее дрогнули.

— Знаю, — проговорил я. — И вот он я, встречаю их лицом к лицу, прячась в театре.

— Я молчу.

Лойош подлетел к ней, устроился на плече и получил свою законную порцию почесываний. А Коти тем временем сказала:

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Это вот ощущение, когда на тебя давят со всех сторон, когда лишают всяческого выбора… Тут есть местечко, где мы могли бы поговорить?

— Конечно. Сюда.

Я провел ее по лобби вбок, до двери напротив «края один», а потом за кулисы и вниз. Она смотрела вокруг, точно как Демон. Мы нашли пустую гримерку и устроились там.

— Давненько я не бывала в театре, — заметила она, — а за кулисами и вовсе никогда.

— Уж не знаю, когда ты видишь, как тут все устроено — рушит ли это всю магию, или напротив, еще больше восхищает. Наверное, и то, и другое.

Мы уселись, я налил ей воды. Парочка заляпанных краской рабочих сцены заглянули к нам и решили убраться.

— Итак, Владимир, — молвила Коти, — введешь меня в курс дела?

Я прикинул, сколько именно ей можно рассказать. Учитывая все обстоятельства, она заслуживает знать никак не меньше, чем Сара, правильно? Сообщать ей то, что я обещал Демону не разглашать, не стоит, по крайней мере — пока, ибо будет она знать об этом или нет, к безопасности ее не приблизит.