— По-моему, братцы, это не мы шантажируем, а нас шантажируют, — сказал своим товарищам Степан Зарудный. И встал: — Пошли отсюда.

— Куда вы пойдете? — презрительно усмехнулся Круглый, демонстрируя еще одну, поразительно быструю метаморфозу: еще час назад, в разговоре со Стрижом это был заискивающе-угодливый слуга, еще пять минут назад, на трибуне — демократичный и спокойный партийный руководитель, а теперь в кабинете мгновенно стал властным и презрительным барином. — Люди ждут продукты. Если вы выйдете отсюда без моего согласия на доставку продуктов, народ вам ноги из жопы повырывает! — было даже какое-то наслаждение в том тоне, каким Круглый повторил угрозу, которую час назад услышал от Стрижа в свой собственный адрес.

— Лады. Сейчас посмотрим… — согласился Зарудный и вышел из кабинета. Вслед за ним вышли остальные члены Забастовочного Комитета.

Круглый в недоумении переглянулся со своими партийными коллегами. Затем нервно подошел к окну. Из окна директорского кабинета открывался широкий вид на Центральную заводскую проходную и на общую ситуацию по обе ее стороны.

Снаружи, за высокой бетонной оградой и закрытыми воротами заводской проходной стояло плотное вооруженное оцепление: черные меховые полушубки войск КГБ, синие шинели и белые полушубки милиции, желто-зеленые ватные бушлаты солдат дивизии городского военного гарнизона. Дула водометов, пулеметов и нескольких легких пушек были направлены на завод. Рядом дымились походные солдатские кухни — войска явно рассчитывали простоять здесь не один час, а если понадобится — и не один день. Между войсками и воротами «Уралмаша» было пустое пространство, там ветер мел по заснеженной мостовой какие-то бумаги, пустую металлическую банку из-под китового мяса, газету «Правда».

Банка, раскатившись, гулко стукнулась о закрытые стальные ворота Центральной проходной, увенчанные высокими, из хромированной стали буквами «УРАЛМАШ». По обе стороны этого слова были укреплены два огромных ордена Ленина, полученных гигантом советского танко- и тракторостроения в годы Второй Мировой войны и в период послевоенного восстановления промышленности. А слева к воротам примыкала двухэтажная кирпичная коробка проходной с узкими турникетами для прохода рабочих. На ее фасадной стороне индевел многоцветный барельеф: несколько мускулистых мужских и женских фигур взметнули вверх руки с серпом, молотом и книгой «КПСС», символизируя единство народа и партии на пути к сияющим высотам коммунизма. Но вряд ли этот барельеф отражал нынешнюю ситуацию. Скорей — наоборот, поскольку Круглый увидел, как из боковой двери «караулки» по одному выходят безоружные, с поднятыми руками охранники и, пройдя сквозь беглый обыск «афганцев», бегом выскакивают через турникеты на улицу. Когда последний охранник вышел из «караулки», туда вошли бастующие «малиновые береты» и тут же появились обратно, таща на плечах охапки автоматов «Калашников» и ящики с патронами.

— Сволочи, оружие отдали! — проговорил директор «Уралмаша».

— Несколько автоматов погоды не делают… — сказал Круглый и тут же прервал сам себя — на внутреннем дворе завода, возле металлического постамента с гробами Наташи и Ирины Стасовых, появился Степан Зарудный. Хотя большая часть рабочих, митинговавших здесь недавно, разошлась по цехам, но даже трех-четырех тысяч, которые еще оставались здесь, было достаточно для нового митинга.

Зарудный в два прыжка запрыгнул на верхнюю площадку постамента, постучал пальцем по микрофону, услышал этот стук, усиленный динамиками на всю заводскую территорию, и сказал:

— Товарищи! Спасибо, что еще не все разошлись! А кто уже ушел в цеха, тоже ничего, слушайте по радио. У меня два сообщения. Первое: только что второй секретарь обкома товарищ Круглый сообщил мне и остальным членам нашего Забастовочного комитета, что нами якобы похищен первый секретарь обкома партии товарищ Вагай. И что мы, якобы, держим товарища Вагая заложником на территории завода…

— Ур-р-ра!.. — радостно откликнулась толпа.

— Тихо! — улыбнулся Зарудный своими желтыми зубами. — Второе: я хочу, чтобы вы послушали, как второй секретарь обкома разговаривает с представителями рабочего класса, который, как мы знаем из газет, является хозяином советской страны. Внимание! — Зарудный сунул руку в карман своей брезентовой, на меховой подкладке, куртки, вытащил оттуда маленький магнитофон, поднес его к микрофону и включил. И тут же послышался твердый начальственный голос Круглого: — «Так. Значит, давайте не будем теперь в „кошки-мышки“ играть. Первым делом вы должны освободить товарища Вагая. Только после этого я верну вам Стасова, Обухова и Конюхову, прикажу доставить на завод продовольствие и распоряжусь насчет завтрашних похорон. Понятно? Где Вагай?» — вслед за этим почти тут же прозвучал голос одного из членов Комитета: — «Какой Вагай?» — на что голос Круглого ответил: — «Не морочьте мне яйца!»…

Толпа взревела от возмущения и хохота.

И одновременно донесся хохот солдат из-за забора.

Зарудный бросил в ту сторону удовлетворенно-насмешливый взгляд, поднял руку и крикнул в микрофон:

— Тихо! Тихо! Насчет яиц — не обращайте внимания! Это просто коммунист Круглый считает, что с рабочими нужно и разговаривать по рабочему, то есть матом. Но это не все. Слушайте дальше, — и он опять включил магнитофон.

Жесткий голос Круглого снова разнесся по всей гигантской территории завода и за забором, где стояли войска:

— «Первый секретарь обкома похищен вашими людьми и, скорей всего, вашими „афганцами“. Это не только уголовное преступление, это диверсия против партии. И если вы будете держать Вагая заложником, сами попадете под суд, как террористы. Запомните, партия никогда и никому не позволит себя шантажировать! Поэтому все переговоры возможны только в том случае, если вы немедленно освободите Вагая. Иначе народ не получит сегодня никакого продовольствия!»…

Толпа рабочих снова возмущенно взревела, но Зарудный опять поднял руку и крикнул в микрофон:

— Тихо! Дослушайте! Мало осталось! — и нажал кнопку магнитофона.

— «По-моему, братцы, это не мы шантажируем, а нас шантажируют, — послышался из магнитофона голос Зарудного и шуршанье его брезентовой куртки. — Пошли отсюда.» «Куда вы пойдете? — усмехнулся голос Круглого. — Люди ждут продукты. Если вы выйдете отсюда без моего согласия на доставку продуктов, они вам ноги из жопы повырывают!»…

И под новый хохот многотысячной толпы Зарудный выключил магнитофон.

— Все, — сказал он в микрофон. — Вот мы и вышли к вам на растерзание. Говорите, что делать дальше…

— Долой Круглого!.. Сволочь он, курва партийная!.. Нехер с ним больше разговаривать!.. За колбасу нас хотел купить!.. — закричали в толпе. — Надо его тоже заложником взять!.. Да повесить его за яйца!..

Хлопнув дверью, Круглый вышел из директорского кабинета. Через минуту он появился на заводском дворе и, храня на лице надменно-начальственное выражение, стремительно направился к Центральной проходной. Никто его не задерживал, но в след ему слышался свист и насмешливые выкрики многотысячной толпы.

Еще через двадцать минут, в заводской столовой, оккупированной бастующими, Левон Акопян, сидя за одним столом с Зарудным и