глазах, но я отказываюсь позволять им видеть, какое воздействие они оказывают на меня.

Я отказываюсь позволять ему снова видеть меня плачущей. Я была достаточно глупа, чтобы проявить слабость раньше. Больше нет.

На этот раз Ронан теряет дар речи. Он продолжает переводить взгляд с Эйдена на Сильвер, потом на меня, как будто он участник какого-то шоу уродов.

Коул смотрит на Сильвер, затем на Эйдена, прежде чем бросить на меня сочувственный взгляд.

– Ты в порядке? – шепчет Ким у меня за спиной.

Я улыбаюсь, и по какой-то причине мне кажется, что это выходит убедительно.

– Могу я одолжить твой блокнот?

На секунду Ким кажется сбитой с толку.

Я умоляю ее взглядом.

Давай, помоги мне выбраться, Ким.

– Э-э, да, конечно. – Она роется в своей сумке и протягивает мне блокнот.

Я открываю его перед собой и сравниваю наши записи с прошлого урока. Моя рука все еще крепко сжимает карандаш, а плечи сводит от напряжения, но мне удается сохранять невозмутимое выражение лица, насколько это возможно.

Я не собираюсь плакать.

Королева сук останавливается рядом с моим столом. Поскольку я не поднимаю головы, мой обзор ограничен ее рукой, сжимающей руку Эйдена. У нее французский маникюр на ногтях, и от нее пахнет «Шанель». Она всегда пахнет и выглядит стильно, и хотя раньше я никогда не испытывала комплекса неполноценности, сейчас он обрушивается на меня как ураган.

Мой взгляд опускается на кроссовки Эйдена. «Найк». Отглаженные брюки и его легкий аромат чистоты. Это навевает воспоминания о том, как он прижимал меня к своей груди.

Все это было игрой.

Глупой, маленькой игрой.

– Оу, ты плачешь, Отмороженная? – насмехается Сильвер.

Конечно, она не оставила бы меня в покое.

Хотя я знаю, что не должна опускаться до уровня Сильвер и потакать ей, я не позволю ей топтаться по мне.

Я вытираю под глазами средним пальцем и с улыбкой показываю ей.

– Упс, кажется, у меня слезы замерзли.

Ронан фыркает, а губы Коула изгибаются в подобии улыбки.

Щеки Сильвер покрываются румянцем, когда она наклоняется ближе, как будто хочет запугать меня.

– Помнишь, что я говорила тебе в прошлый раз, крестьянка?

– О, мне очень жаль. Твои слова недостаточно важны, чтобы я их запоминала.

– Хештег «огонь», – кашляет Ронан.

Ким фыркает.

– Ты маленькая… – Сильвер открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но в класс входит миссис Стоун.

– Ты ничто, – шипит она мне на ухо. – Знай свое место.

Эйден уводит ее, даже не взглянув в мою сторону.

Не сказав ни слова.

Обычно он садился на мой стол и пытался очаровать меня своей золотой мальчишеской улыбкой. Он бы сказал: «Доброе утро, сладкая. Я снился тебе прошлой ночью?»

Он бы издевался до тех пор, пока в класс не зашел учитель. Он бы шептал мне на ухо непристойности и с удовольствием наблюдал, как я извиваюсь и изо всех сил стараюсь не покраснеть.

Сначала это была приводящая в бешенство рутина, но потом я к ней привыкла. Черт, я, возможно, с нетерпением ждала этого, гадая, что бы он сказал.

Зачем он это делал, если планировал все закончить? Это что, своего рода наказание? Еще одна из его глупостей?

Я пытаюсь сосредоточиться во время занятий, особенно с учетом того, что у нас предстоящий тест, но я не могу.

Мое внимание продолжает возвращаться к Эйдену и Сильвер. Они сидят рядом друг с другом на задних партах и откровенно флиртуют. Он одаривает ее своей мальчишеской улыбкой, и она время от времени посылает ему записки.

Интересно, что она ему говорит?

Найди меня после школы.

Трахни меня после школы.

Давай подшутим над Эльзой.

Будь они оба прокляты в самой темной преисподней.

Я не собираюсь плакать.

Я возвращаюсь к монологу миссис Стоун о важности литературы. Я киплю от злости, и мои ноги продолжают дергаться под столом.

Честно? Я могу винить только себя. Я глупая муха, попавшая в его хорошо расставленную паутину. Я мотылек, который знал, что сгорит, но все равно летел на огонь.

В диссертации, написанной норвежским доктором, – я не помню его имени, – он выделил поведение самцов во время преследования. Он упомянул, что мужчины теряют значительную часть интереса, как только завоевывают право попасть в постель. Общая гипотеза заключается в том, что подсознательно мужчины все еще обладают природой пещерного человека.

Они живут ради погони, и как только они получают то, что хотят, они просто теряют интерес.

Я возненавидела этот тезис, когда впервые столкнулась с ним. Это было воплощением сексизма. Но действительно ли это неправильно? Раз за разом подтверждается, что чувство безопасности может сделать мужчин ленивыми в отношениях. Вот почему некоторые из них изменяют. Они всегда ищут острых ощущений. Табу.

Когда мы узнали, что соседка разводится со своим мужем из-за супружеской неверности, тетя Блэр сказала, что большинство изменщиков, которые позже вступают в официальные отношения, долго не живут вместе. Сильное желание, которое у них возникло, было только потому, что они состояли в запрещенных отношениях.

Все дело в охоте.

Нельзя отрицать, что охота возбудила Эйдена. Моя борьба бросила ему вызов, с которым он должен был справиться. Игра, которую он должен был выиграть.

Он делал все, чтобы заставить меня подчиниться его воле, и как только он овладел мной, его пламя обратилось в пепел.

Он выбросил меня из головы, и теперь с ним покончено.

Я не собираюсь плакать.

Как только раздается звонок, я запихиваю свои вещи в рюкзак и спешу в туалет, не обращая внимания на пронзительный смех Сильвер.

Мне нужно вымыть руки.

Никто не разговаривает со мной и не отпускает издевательских замечаний в мою сторону. Похоже, что, какая бы короткая связь у меня ни была с Эйденом, школа будет держаться от меня подальше.

И все же я не чувствую себя счастливой.

Я не чувствую… ничего.

В течение двух лет я всегда привлекала внимание Эйдена. Тем или иным извращенным способом. Но теперь меня как будто вообще не существует.

Я не собираюсь плакать.

Что-то невидимое ползает по моим рукам, и они кажутся такими грязными внутри и снаружи.

Я врываюсь в туалет и засовываю руки под кран. Я тру их снова и снова. Между пальцами. Под ногтями. Я тру ладони, тыльные их стороны и даже запястья. Я не останавливаюсь, пока моя кожа не краснеет и не начинает покалывать.

Я стою в туалете одна, звук воды наполняет пустую тишину.

Когда я смотрю на свои красные руки, первая слеза падает на тыльную сторону моей ладони.

За ней