Шрифт:
Закладка:
Наверное, мое молчание было слишком красноречиво.
— Думаешь, ты намного меня лучше? — прошипела вдруг баронесса, больно дергая меня за руки. — Ты просто родилась в хороших условиях. Попробовала бы ты побывать с мое в Ленхарде, крутиться с красивой мордой перед мужиками и оставаться приличной вейрой. Или просыпаться в пять утра и тащиться на работу по промозглым улицам, где от тумана ног не видно, сидеть до красных глаз над отчетностью, тащиться домой, где тебя ждет такая же усталая мать!
Но я была в Ленхарде. И я просыпалась в пять, и работала до красных глаз, и никого при этом не отравила.
Что-то в баронессе не давало мне покоя. Но что?
— Так ты говоришь, стала любовницей Теофаса? — вдруг уточнила я с некоторым удивлением даже для себя. — Как давно?
Спросила и тут же внутренне сжалась. Спрашивать такие вещи ниже человеческого достоинства и драконьей чести. Это было… унизительно.
Баронесса подняла на меня прозрачный взгляд.
— Пять лет. Прости, он говорил, что несчастлив в браке, и ваш развод вопрос времени, поэтому я сказала ему да. Он был так красив, я не сумела отказать.
У нее хватило совести отвести глаза.
— Не осуждай меня, — тут же объяснила она с жаром. — Я иномирянка, и когда Тео… Император… тогда он еще был принцем, предложил мне посетить его ночную вечеринку, не отказала. Но кто бы отказал?
Ночной вечеринкой в свете называли открытое предложение остаться на ночь. Пять лет любви двух людей, обретших номинальную свободу от светских оков, стеснение баронессы, идеально подрагивающий голос — все это звучало очень правдиво.
Но… Даже когда поползли слухи о нем и баронессе, Теофас ночевал всегда один, в закрытых покоях, заставленных стражей. И недельной давности сон, и разговор с улиткой о связи истинных. Все это вступало в противоречие с рассказом баронессы.
— Где у него ожог? — спросила, повинуясь интуиции.
— Какой… ожог? Ты… Хочешь поймать меня на лжи, падшая принцесса?
Альве резко подскочила с кресла, предусмотрительно опрокинув свой бокал.
— Все знают, что у сильного дракона высокая регенерация, на нем не остается ни ран, ни шрамов, ни ожогов! Подловить меня вздумала?!
Я молча смотрела на нее. У Теофаса на груди был старый ожог, и баронесса, будучи его любовницей, не могла его не видеть. Так, получается, она не была его любовницей?
Но сосредоточится на этой мысли не получалось, Альве так орала, что в дверь сунул нос один из стражников, потом второй, а после прорвалась встрепанная Инес.
— Деточка моя, вот ироды, ироды!
Она замахала руками на стражу, потом накинулась на прислужниц баронессы, да и ее саму припечатала малопонятным словом, значения которого я уловить не смогла. Зато баронесса поняла ее прекрасно. Сначала побледнела, потом вспыхнула!
— Вы не смеете, не смеете говорить мне такие вещи, я фаворитка Его Величества! А ты… Ты — Пустая!
Инес нимало не смущаясь, выдала цветистый монолог, из которого я поняла только слово «подзаборная». Невольно няня дала мне время на обдумывание, и я, наконец, решившись, осела на пол, схватившись за ворот платья.
— Мне нехорошо. Воды… Принеси мне воды.
Баронесса сразу замолчала, взглянув на меня с ужасом. Ее взгляд метнулся от собственных рук к бокалу, потом снова ко мне.
— Я позову лекаря, — сказала она неуверенно и попятилась к двери, а ее прислужницы быстро и ловко убирали стол, заваленный уликами.
Меня перенесли на кровать, обложили подушками, грелками, принесли воды и позвали лекарей. Все бегали и суетились, а я, внутренне морщась от отвращения, симулировала симптомы отравления ядом Арахны: жар, бред, темнота в глазах и головокружение.
Предположение о яде высказал только молодой помощник лекаря, но его быстро выставили из покоев, чтобы тот не умничал. Остальные связывали мою болезнь с темным источником императора.
Меня так задергали, что я ненадолго уснула, а когда разлепила глаза увидела около кровати отца. Он был таким же, как много лет назад, время не тронуло его. Все еще молодым и привлекательным, разве что энергии в нем поубавилось.
— Мне сказали, что ты умираешь, Люче. Сказали, я должен попрощаться с тобой.
Я смотрела на него и смотрела. Когда меня отправили в Ленхард, он прощаться не пришел, а когда вернулась, не попросил аудиенцию. Он ведь любил меня в детстве, мы были счастливой семьей, он учил меня объезжать кайранов, а Каена драться на мечах.
— Я дал тебе хорошее детство, Люче, дал хороший брак, мне жаль, что ты не сумела удержать данные тебе преимущества. Я прощаю тебя за все совершенные глупые поступки, так что и ты не держи зла на свою семью.
— Ты ведь любил маму? — спросила тихо. — Тогда почему больше не любишь меня с Каеном?
На миг в его лице промелькнуло давно забытое, утраченное, уже не имеющее названия чувство, и то вновь превратилось в гипсовую придворную маску. Он сделал свой выбор.
— Если Каен не оступится, то станет следующим главой семьи. Надеюсь, он станет полноценным драконом и не посрамит наше имя. Прощай, Люче…
Я закрыла глаза. Внутри этого человека больше не было моего отца. Был только жадный, охочий до благ этого мира дракон, потерявший честь предков ради золота.
— Называй меня Ваше Высочество, дракон, — оборвала я его холодно. — Помни свое место. До конца моей жизни ты теряешь право нахождения при моем дворе.
Даже не поднимая век, внутренним зрением я словно видела, как он отшатнулся и почти бегом вышел из покоев.
День прошел отвратительно. Мне пришлось ослабить свою драконицу до состояния птенца, притушить потоки силы, рвущиеся из жил карать обидчиков, и увеличить температуру тела. Симулировать отравлением ядом Арахны оказалось довольно сложно, но куда сложнее было молчать.
«Поболтаем о баронессе Вашвиль?» — это была моя пятая попытка за сегодня, но улиточка затаилась и помалкивала, чувствуя мой гнев.
«Расскажи мне о баронессе и Тео, ты ведь была с ними… там, В Ленхарде».
Хитрая улитка снова промолчала, и тогда я тоже закрыла глаза. В глубине души я понимала, что наступила переломная фаза. Рубеж, за которым не было ничего. Впервые за много лет я не знала, каким будет мое будущее.
Ум
