Шрифт:
Закладка:
У входа в церковь она столкнулась с толпой. По случаю похорон все европейцы были одеты в черное, а все индийцы – в белое. Этот контраст всегда казался Персис странно извращенным.
Сама она решила прийти в форме.
И не только она. Среди скорбящих были и сотрудники полиции различных рангов. Она заметила, как Рави Патнагар склонился к уху зампомощника комиссара Амита Шуклы, и затаилась, увидев приближающегося к ним Рошана Сета. Конечно, Сет скоро поймет, что она здесь, но ей не хотелось, чтобы он отправил ее домой и не дал привести в действие план, который она придумала накануне вечером.
Скорбящих приветствовал Уильям Куинн, епископ Бомбейский, потрепанный жизнью англичанин, который вот уже три десятилетия жарился на индийском солнце. Каждого прибывшего он встречал с выражением зарождающегося мученичества на красном лице. Епископ славился своими напыщенными проповедями, а кроме того пристрастием к хорошему вину.
– Я сомневался, что ты придешь.
Персис повернулась и обнаружила, что рядом стоит Блэкфинч. Он тоже нарядился в черное. Костюм был ему явно тесен, и англичанин морщился при каждом движении. Правая сторона лица Блэкфинча вздулась, придавая ему несколько пропитой вид. Кроме того, он был бледнее обычного, и Персис догадалась, что последние ночи для него выдались непростыми.
– А почему бы и нет?
Какое-то время они смотрели друг на друга, а затем Персис понизила голос и сообщила:
– Мне нужна твоя помощь.
– Правда? Сомневаюсь, что мое тело выдержит, если я опять соглашусь тебе помогать, – он слабо улыбнулся, но Персис не была настроена шутить.
Она быстро изложила свой план.
Блэкфинч вздохнул.
– Персис, ты понимаешь, что здесь собралась половина городских властей?
– Да.
– Ты рискуешь своей карьерой.
– Да.
– Я хочу сказать: ты можешь вылететь из полиции.
Персис заколебалась. Не то чтобы эта мысль не приходила ей в голову. И не то чтобы она взялась за эти самоубийственные действия бездумно. Она и вправду боялась. Просто решила пока выбросить этот страх из головы и следовать наитию, которое уже завело ее так далеко.
– Я не могу все так оставить.
Блэкфинч взглянул на нее со странной смесью сочувствия и восхищения.
– Похоже, и вправду не можешь. Так что же я должен делать?
Персис сунула руку в карман и вынула записки, тщательно заготовленные накануне вечером.
– Как только служба закончится, передай это… – и она назвала каждого из получателей. – Поторопись, пока они не ушли.
– Не лучше ли подождать до поминок? Они ведь будут в Лабурнум-хаусе.
Персис покачала головой.
– Я не знаю, все ли они придут на поминки.
Блэкфинч взял у нее бумажки и сунул их в карман.
– Пойдем?
Они направились к входной двери. Персис попыталась протиснуться мимо епископа, но он схватил ее за плечи и блаженно взглянул в глаза, как будто ему явилась воскресшая Богоматерь.
– Ах, да это наша героиня! – он одарил ее лучезарной улыбкой. – Присутствовать на похоронах убитого человека всегда неприятно, но сэр Джеймс, по крайней мере, может спать спокойно и знать, что его убийце не скрыться от земного правосудия.
– А разве бывает другое? – просто отозвалась Персис.
Улыбка Куинна сразу потухла. Он повернулся к Блэкфинчу, словно ища поддержки, но англичанин лишь кивнул ему в знак приветствия, а затем последовал за Персис в густую темноту церкви.
Тесное помещение нефа, забитое телами, плохо проветриваемое и так же плохо освещенное, казалось Персис похожим на малярийный хоспис. Вокруг нее дружно и мрачно потела городская знать, оттягивала воротнички и обмахивалась своими книгами с проповедями. Одного из них уже сбросила с пьедестала неведомая сила, до того скрывавшаяся в своем логове. Если Раздел чему и научил этих людей, так это тому, что никто из богатых и влиятельных особ любой национальности не в безопасности – по крайней мере, здесь.
Персис отошла к краю собора и спряталась за статуей святого Иоанна Крестителя. Отсюда она могла относительно незаметно наблюдать за происходящим. Блэкфинч направился было за ней, но его окликнула пожилая белая женщина – по-видимому, знакомая. Схватив его за локоть, она развернула его и представила другому старику. Вдвоем они подтолкнули Блэкфинча к скамье, а Куинн между тем взошел на кафедру и призвал прихожан к порядку.
Персис стала вглядываться в море голов, высматривая тех, за кем пришла. Она отыскивала их, одного за другим, пока они вместе со всеми ожидали выступления Куинна.
Ее уверенность стала потихоньку улетучиваться. Она не знала, как пойдет дело дальше. Единственное, в чем она не сомневалась, так это в том, что все это так или иначе скоро закончится.
Повисла тишина, которую нарушало разве что чье-то покашливание.
– Сэр Джеймс вызывал у людей восхищение многими своими достоинствами, – начал Куинн. – Он был чуток и честен, вдохновлял тех, кто его знал. Его отняли у нас слишком рано, и тем не менее он оставил после себя богатейшее наследие. Как гласят слова пророка Исайи: «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу; и мужи благочестивые восхищаются от земли, и никто не помыслит, что праведник восхищается от зла»[14].
Персис подавила желание вмешаться. Если она что и знала теперь о Джеймсе Хэрриоте, так это то, что перед лицом обстоятельств он моментально забывал о своей порядочности.
Подумать только, как быстро пролетело время. А ведь, казалось, буквально только что ей позвонили и вызвали в Лабурнум-хаус. Она еще раз проанализировала свои первые впечатления и сопоставила их со всеми кусочками головоломки, которые ей удалось собрать.
По ее телу пробежала дрожь. Что, если она ошиблась? Что, если все ее предположения лишь цепочка ложных догадок?
У нее пересохло в горле, и она несколько раз нервно сглотнула.
Куинн оживился. Лицо его раскраснелось, руки тряслись, и, казалось, у него вот-вот не выдержит сердце. Но Персис постаралась не отвлекаться на епископа и сосредоточиться на деле. Все, что она узнала, указывало на истинного виновника, и все же она не могла быть уверенной до конца. А признание Маана Сингха усложняло ее задачу вдвойне.
План был простой: она соберет всех, кто мог убить Хэрриота, а затем начнет выводить их из равновесия. С помощью этой провокации она надеялась выбить признание у истинного убийцы. Она прекрасно понимала, что это не самый лучший план, но другого у нее не было.
Красноречие Куинна наконец иссякло. Он пробормотал что-то о том, что семья покойного не будет произносить никаких панегириков, а затем попросил несущих гроб выйти вперед.
Она увидела,
