— Что интересно?

— Ну, кому прилетит!

— Как ты вообще дожил до своего возраста, Резнов?

Тот задумчиво почесал бороду.

— Я и сам часто об этом думаю.

— И что пагень? — спросил Виталик с заднего сиденья.

— Вставили стеклянный — в смысле, глаз. Весь двор ему завидовал.

— Чему завидовал? — хмуро спросил Виталик, — Тому, что он идиот?

— Тебе не понять. Ты в семь лет небось титку сосал! Или до сих пор сосешь? А я в семь лет зимой под лед провалился, когда с братом на зимнюю рыбалку вдвоем ходили. Чтоб родители не заругали, мы костёр развели, и пока всё вещи не просушили — домой не пошли. Иначе бы секир башка.

— Ты никогда не упоминал о брате. Кто он? — спросила Анна.

— Никто, — буркнул Резнов, будто понял, что сказанул лишнего.

В машине повисла тишина, разговор как-то сам собой иссяк. Город мерно плыл за окном, машину покачивало. Вскоре Виталик задремал на заднем сиденье. Смолина и сама бы поспала, но как только она закрывала глаза тут же видела Лену с торчащими из нее шлангами.

— О чем задумалась? — Резнов вырвал ее из тягостных мыслей.

— Не знаю, — задумчиво протянула Анна. — Могла ли я что-то изменить тогда, три года назад?

Резнов покосился на нее.

— С чего это вдруг?

Смолина пожала плечами.

— Может что-то все-таки могла?

— Ерундой не страдай, Смолина! Есть вещи от нас никоим образом не зависящие. Ты что, Христос, чтобы их оживить? Как ты могла помочь Лисинцевой, если ее убили еще до твоего появления в лесу?

— Может ты и прав, — Анна отвернулась в окно.

— Не может, а прав, — упрямо сказал Резнов.

За окном проносился город, и Анна поймала себя на мысли, что ей до смерти не хочется его сейчас покидать. Вот это все стало таким родным за несколько лет, что она прожила в Петрозаводске.

Какое-то время ехали молча. Анна задумчиво смотрела в окно.

— Всё еще винишь себя? — спросил Резнов.

— Ты о чем?

— Не заливай! Думаешь, я не вижу?

— Много ты знаешь! — недовольно буркнула Смолина.

— Больше, чем ты думаешь, — усмехнулся поисковик. — Зачем ты занялась этим делом? Воспоминания не дают покоя? Скажи, тебе снится та ночь, когда ты нашла Машеньку? Видишь её в кошмарах?

— Постоянно, — призналась Анна.

— И ты, конечно, думаешь что она перестанет тебе сниться, если ты найдешь убийцу. Но дело не в этом. Тебе нужно сменить точку зрения.

Смолина с удивлением повернулась к поисковику.

— Я правда слышу такое от тебя, Резнов?

— В Союзе был такой армянский пловец Карапетян, — продолжил поисковик, не обращая внимания на подкол. — Однажды он увидел, как троллейбус упал в Ереванское водохранилище. Карапетян нырнул в холодную воду на глубину десять метров, разбил стекло и продолжал нырять, пока не спас сорок шесть человек из девяносто двух. Представляешь? Сорок шесть бессознательных тел он достал со дна, и их откачали. Но после этого во сне ему долго снилась подушка сиденья троллейбуса. Знаешь почему? Вода была мутная, и в один из нырков он вместо человека вытащил подушку от сидения. Понял это только наверху. И потом долго переживал что мог вместо неё спасти человека. Но мог ли? Я считаю что нет. Карапетян потом полтора месяца провалялся в больнице с пневмонией, всё тело было стёклами изрезано. Он сделал всё, что мог. И ты — ты сделала все, что могла. Человек не бог. Научись отпускать.

Анна молчала, погруженная в свои мысли. Вот оно, погружение в водоворот! Карапетян нырнул в собственные бездны. А она, Смолина, готова к этому?

Мимо пронеслась табличка с перечеркнутой надписью «Петрозаводск». Анна подумала, что, пожалуй, отпустить старое придется чтобы освободить место для, того, что грядет. Вот только это будущее, что сейчас маячило в опускающемся на трассу тумане, могло оказаться еще страшнее прошлого.

Мимо проносились желтые пятна леса с почерневшими от дождя проплешинами елей. По мере приближения к Ладоге из стылых болот по обочинам дороги выползал туман. Он стелился по серому полотну шоссе, тянулся из темного леса к Ленд Крузеру, словно невидимые руки призраков. Даже внутри машины Анна кожей чувствовала сырой холод, проникающий под одежду.

Щелкнул затвор фотоаппарата и салон озарила вспышка. Резнов от неожиданности дернул руль, но вовремя выправил машину.

— Заняться нечем? — зло сказал Резнов. Виталик что-то высматривал через объектив в окружающем тумане.

— Мы же ведем гасследование, — парировал парень. — Нужны будут кадры с места преступления.

— До места преступления еще пара сотен километров, а ты мне уже надоел!

— Да ладно тебе, пусть щелкает, — вступилась Анна. — Он кроме монитора-то не видел ничего толком, вот и не нарадуется.

Вскоре они сделали остановку — заправиться и перекусить.

— Сколько нам еще? — спросила Анна.

— Ехать или жить?

— Очень смешно, Резнов!

— Часа два — если ты про ехать.

Заказали обед в придорожной столовой. Виталик застрял в туалете, Анна ждала заказ. Резнов неожиданно нашел старое пианино, притулившееся у стены. На безмерное удивление Анны старый поисковик вдруг очень даже неплохо заиграл. Нежная музыка разлилась по обшарпанному заведению, так не подходящая этому месту и всему тому, что происходило в жизни Смолиной. Таким звукам место в консерватории. Это было что-то очень нежное, тонкое, ранимое. То, чего она никак не ожидала от Резнова. Его грубые пальцы извлекали поразительно мягкие звуки.

— Что это было? — спросила Анна, когда Резнов закончил играть.

— Шопен, осенний вальс. Сколько лет прошло, а пальцы помнят.

— Резнов, ты меня пугаешь.

— У меня же всё по-другому должно было сложиться. Я до двенадцати лет знаешь чем занимался? Никогда не угадаешь.

— Сдаюсь заранее.

— Балетом.

— Да ну, Резнов!

— Зуб даю. Учился в Петрозаводском лицее, родители — преподаватели там же. После лицея — танцы, музыка… Мне лет девять было, я не понимал, чего хочу, а родители из меня пытались интеллигента сделать. Я