— Помоги перевязать...

Немец пошел с ним. Открыл дверь вестибюля и... как подкошенный свалился к ногам офицера. Пленные спрыгнули с машины и бросились в склад. Бегущему впереди офицер приказал:

— Ты — на четвертый. Через пять минут зажигай. Шофер метнулся на третий. Один из пленных побежал на второй. Офицер остался на первом.

— Трупы завернуть,— сказал он и направился влево по коридору. Толкнул дверь в первую комнату. Она была завалена простынями. Он подложил под них зажигательную шашку... На четвертом этаже подпольщик разбил бутыль со спиртом, и он растекся по полу. Бросив в него куль ваты и положив сверху шашку, поджег бикфордов шнур. Стремглав побежал вниз. На лестнице к нему присоединились шофер и второй пленный. В вес-тибюле взвалили на плечи завернутые трупы немцев. Вынесли на улицу и перебросили через борт машины.

Участники диверсии вскарабкались в кузов, помогли влезть товарищу с порезанной рукой. Заревел мотор, и машина рванулась вперед.

Вдруг багряное зарево ударило в небо. Этажи запылали одновременно.

А грузовик мчался по Пятнадцатой линии, все дальше увозя Андрея Вербоноля, Тимофея Оленчука, Алексея Борисова, Николая Боякова и Сергея. Они устроили фейерверк, какого еще город не знал.

Шведов навестил Антонину Карпечкину, работавшую в «сельхозкоманде». Ее отдел размещался на нижнем этаже Дома госучреждений. Недалеко от комнаты агрономов находился отдел «сортсемовощ», где служил Чибисов, но Тоня не знала его.

— Как работается? — спросил Александр Антонович.

— Одна видимость,— ответила Карпечкина.— Немцы заходят в отдел — мужчины встают, а женщины открывают папки и делают вид, что увлечены работой.

— С районами ты связана? Кого там знаешь?

— В Селидове Веру Чернуху, а в Марьинке Ивана Нездолю.

— Для подпольщиков и пленных нужны продукты.

— Постараюсь достать.

— Это задание,— сказал он.— И еще: пора тебе познакомиться с Чибисовым. Зайдешь к нему в отдел. Он предупрежден.

Карпечкина поехала в Селидово. Привезла яблок, зерна в госхозе не было. В Марьинке она встретилась с Нездолей, и тот пообещал регулярно присылать прямо к ней на дом зерно, муку и масло.

После поездки по районам предстояло познакомиться с Чибисовым. Перед самым перерывом на обед Карпечкина вышла из своей комнаты и словно невзначай заглянула в отдел «сортсемовощ». Минуты через три в коридоре ее догнал высокий молодой мужчина в двубортном коричневом костюме. Тихо спросил:

— Вы — Тоня?

— Да,— ответила Карпечкина и приостановилась.— А вы — Леонид?

— Точно.

— Мне сказали, чтобы я с вами встретилась. Они направились в дальний угол коридора.

— Мы должны выпускать и распространять листовки,— сказал Чибисов.— Работать будем втроем. Встречи на этом месте или в коридоре. Откроете двери в нашу комнату или пройдете мимо, если будет открыта. Я сразу же выйду. У вас в отделе появляться не буду...

Дня через три по пути в столовую ее догнал Леонид.

— Останьтесь после работы,— попросил он.

В пять часов сослуживцы Карпечкиной суетливо и поспешно попрятали папки и бумаги в столы, быстро разошлись. Тоня вышла последней. На лестнице ее ожидал Чибисов. Поднялись наверх и зашли в маленькую комнатушку. У стола стояла, держа на руках ребенка, невысокая светловолосая женщина с голубыми глазами.

— Это наш третий товарищ,— сказал Леонид.— Соня. Мы с ней будем катать листовки, а вы возьмите ребенка и ходите недалеко от ротаторной. Если кто появится, прикрикните на девочку: «Не балуйся! За-молчи»!

Карпечкина носила Нелю на руках, спускала на пол и водила по коридору. Так заигралась, что на какое-то мгновение забыла о ротаторной. Прислушалась и в тяжелой тишине ощутила удары собственного сердца. Померещилось, что прошло не полтора часа, а целая вечность.

Открылась дверь, и Антонина вздрогнула. Вышла Соня, забрала ребенка и кивнула на ротаторную.

Леонид складывал прокламации в стопку.

— Подвяжите вокруг себя сколько сможете,— предложил он вошедшей Антонине и отвернулся. Распахнул пиджак и заложил листовки за брючный ремень.— Вы пойдете первая,— снова сказал Чибисов.— Все передайте Алексею Ивановичу на Седьмой, дом семь. Запомнили?

Ей везло в этот день. Может, потому что другие обезопасили каждый ее шаг. Они установили и проверили, когда лучше отпечатать листовки, как их незаметно пронести. Борисов взял у Тони все листовки. Потом испытующе посмотрел на нее и, увидев затаенную грусть во взгляде, возвратил одну пачку. Карпечкина поспешила на Александровку, но у самого дома повернула и направилась к концлагерю.

Не раз до этого бродила вдоль черных стен. Она ничем не может облегчить участь бойцов, так пусть листовки вселят в них уверенность, пусть они узнают о побратимах, сражающихся на фронтах, о клятве воинов стоять насмерть у стен Сталинграда.

Антонина подняла небольшой камень, завернула его в несколько листовок и бросила через ограду...

На заводской стороне листовку о клятве бойцов-сталинградцев прочитал Холошин. О жестоких боях напоминали и покалеченные орудия, доставленные на завод для ремонта.

В цехе, где работал Иван Иванович, к электромотору имел доступ только смазчик. Два раза в смену он заливал подшипники. Его руками и можно было совершить диверсию. «Но как насыпать в чужую масленку опилок и песку? Ждать, пока подвернется удобный случай, или самому его подготовить?» — думал подпольщик Он ежедневно подходил к солдатам-слесарям и просил их вырубить то подкладку, то плошку. Немец наклонялся к инструменту, а Холошин брал скопившиеся за тисками опилки и ссыпал их в карман. В другом кармане был песок.

Смазчик проходил мимо станка Ивана Ивановича, и тот иногда заговаривал с ним. Сегодня, справившись о настроении, спросил:

— Слышь, друг, выручи. Станок аж пищит несмазанный. Если угроблю — немцы закатуют. В моей — ни черта не осталось.

— Ладно, отлей из моей,— ответил смазчик и протянул масленку.

Иван Иванович, не торопясь, достал свою, тщательно обтер ее и стал продувать горлышко. Смазчик постоял с минуту, потом вытянул шею, прислушиваясь к трансмиссии.

— Я сейчас,— сказал он и побежал в конец цеха.