Смелость земляков будоражила Августу Гавриловну. Таскать у доктора патроны — тоже риск немалый. Оставлять автоматы без пружин — смертельная опасность. Но что сделать еще?

В город пришла зима. Ветер носил по улицам колючий и резкий снег. Австрийцы с неохотой выходили из теплых помещений. На их родине климат мягкий, умеренный, как сама жизнь. А здесь погода жесткая и люди угловатые, до отчаяния смелые. Но они их понимают: человеческую натуру формирует природа. Австрийцы любезничали с мадам Августой, расспрашивали о жизни до войны. Как-то в ветреную погоду она стояла у недостроенного здания библиотеки. Мимо проезжала машина с почтой. Шофер Отто увидел Богоявленскую и остановился.

— Что делает мадам? — спросил он.

— Иду домой.

— О мадам, я готов доставить вас на машине.

Напарник Отто полез в крытый кузов, а подпольщица села рядом с шофером. Машина быстро домчала ее на Стандарт. Отто пожаловался на морозную погоду. У него посинел нос, его товарищ запрыгал возле ма-шины. Августа Гавриловна предложила зайти погреться.

— Фрау Августа маленькую услугу может сделать? — спросил Отто в комнате.— Пожалуйста, пугаться никс. Мы посмотреть Ленин хотели. Ленин великий человек. Страну организиер.

— К сожалению, показать портрет я не могу,— ответила она.— Я на чужой квартире. В следующий раз обязательно покажу.

Вышла с ними во двор, чтобы проводить. Солдаты сели в кабину и долго заводили мотор. Богоявленская обошла машину и заглянула в кузов — там лежали навалом письма и пакеты. «Их легко поджечь»,— подумала она.

Утром, уходя на работу, налила в пузырек керосина и взяла с собой. Из окна увидела, как у подъезда фельд-поста остановилась крытая машина. Шофер выскочил из кабины и забежал в здание. Богоявленская намочила керосином небольшую тряпку, взяла мусор и вышла во двор. На ходу завернула в тряпку горящий окурок и бросила в кузов, где лежала гора корреспонденции.

На следующий день всезнающий Винклер сообщил по секрету о грандиозном скандале. По дороге на станцию в грузовике сгорела важная почта. Шофера и его помощника арестовали.

Шведов тоже хотел пустить красного петуха. Он дал задание Гринько и Черновой разведать гараж на Девятой линии, 172, находившийся по соседству с квартирой Полины Черновой. В гараже оказались пулеметы, боеприпасы, запчасти и горючее. Военнопленный, работавший в нем, сказал, что шеф — старый немец — собирается уезжать в отпуск.

Диверсию решили совершить в день его отъезда. Приготовили бикфордов шнур, переданный командиром, паклю, зажигалку... Семнадцатого декабря гитлеровцы устроили попойку. Вечером большая часть сослуживцев поехала в Ясиноватую провожать шефа. Остальные продолжали пьянку. Из открытых форточек слышались хмельные голоса и песни.

Полина Яковлевна, закутав годовалого ребенка, вышла с ним на улицу. Перед гаражом, нахохлившись, торчал часовой. Чернова, прохаживаясь невдалеке от него, качала на руках ребенка.

Солдат подошел к ней и спросил:

— Что есть?

— Мальчик.

Часовой пристроил автомат на плечо, потер замерзшие руки.

— Холёдно. Ошень холёдно,-— сказал он и стал объяснять, что у него тоже есть ребенок.

В это время с тыльной стороны гаража Лида Гринько забралась на плечи матери и влезла в окно. С трудом открыла канистру и опрокинула на пол. Забулькал бензин. Положила у канистры привязанную к бикфордову шнуру паклю. По-кошачьи тихо выбралась в окно.

— Быстро ты справилась,— прошептала мать.— Буду поджигать.

Вспыхнула бензинка. Галина Яковлевна прикрыла рукой голубой огонек и поднесла к шнуру. Вверх к окну побежал живой оранжевый светлячок.

Они вышли из-за угла и направились вниз по переулку. Увидев их, Чернова попрощалась с часовым и вернулась домой.

Первыми к месту пожара примчались гестаповцы, но ничего не могли сделать с бушующим пламенем. Приехала пожарная машина. Направили на огонь струю воды, и в тот же миг начали рваться гранаты и патроны.

Оберштурмфюрер Граф стоял в стороне и кусал губы. Он понимал, что совершена очередная диверсия. Мысленно разносил своих сотрудников, тайных и явных агентов, четвертый отдел вместе с Ортынским. Нападают на след какой-то мелюзги, лишь на бумаге разрабатывают внедрение агентуры в подпольные группы, а в городе горят не только гаражи. Неделю назад на Рут-ченково взлетел склад. К нему подобрались днем. После взрыва нашли труп русского с осколочной раной в затылке. Метрах в трехстах от него лежали убитые в упор из пистолета двое часовых.

Граф ездил туда и составил предположительную схему диверсии. Подрывников, по всей вероятности, было трое: один отвлекал охрану, другой пробрался в склад со взрывчаткой, а третий включал магнето. Хозяин закусочной, находившейся неподалеку от склада, рассказывал о высоком парне. Тот повертелся в закусочной и вышел. В это время вдоль складского забора проходили часовые. Парень направился в их сторону... Больше никто ничего не видел, лишь слышали выстрелы, а потом последовал взрыв. «Нужно найти того, кто заходил в закусочную,— подумал Граф.— Может, схватимся за ниточку... Проклятье! Будто весь город поднялся. Теперь в самом центре горит гараж!» — и он про себя выругался.

Накануне Графу предъявила претензии комендатура.

— В городе нет порядка. Усталые солдаты после боев не могут спокойно отдохнуть даже в тылу,— говорили представители воинских частей.— Они остаются без пищи, одежды и медикаментов.

Особенно разносил шефа службы безопасности комендант в начале декабря. Ребята Вербоноля — его племянник Борис, Заняло и Новгородский — подобрались ночью к машине, стоявшей у входа в горсад. Облили ее бензином и подожгли. Сгорели штандарты какой-то части, важные документы и товары. На Девятой линии они наткнулись на «оппель». Прибывший с фронта оберет отдыхал у своего приятеля. Борис уселся за руль, начал разворачивать машину, но врезался в столб и погнул крыло. Толкая «оппель» руками, ребята с трудом поставили его в нужном направлении. Заурчал мотор, через полчаса остановились возле дома Вербоноля.

— Вы в своем уме? — выругался он.— Я приказал ко мне не показываться.

Андрей Андреевич сел за руль и поставил легковую в глухом переулке. Ночью выгрузил чемоданы, ящики с продуктами и угнал машину в сторону Макеевки, за городом спустил ее с обрыва.

Граф мотался по городу. Он созывал начальников участков полиции, внушал им, что они находятся на