Морис «Док» Юинг из обсерватории Ламонт опубликовал отчет о норвежских водах, в котором сообщал о несомненном присутствии осадочных пород в море к западу от Тронхейма. Однако его отчет не попал в нужные руки.

В Дании разведочное бурение вели на протяжении двадцати пяти лет в Ютландии, но нефти не нашли, поэтому не поиски черного золота побудили геофизика Маркварда Селлеволла начать исследование в проливе Скагеррак в 1962 году. Его больше интересовало картографирование геологической границы между Данией и Норвегией – места, где норвежские коренные породы сменяются датскими осадочными породами. Селлеволл и его команда разместили полевые сейсмические станции вдоль побережья. Они клали сто граммов динамита и зажженный запал в надутый бумажный пакет и бросали его за борт; эту операцию они повторяли снова и снова, регистрируя сейсмические звуковые волны. Кроме того, Геологическая служба Норвегии проводила магнитное зондирование с самолетов. Результаты преподнесли большой сюрприз: выяснилось, что осадочные породы простираются до прибрежных камней на юге Норвегии и что всего в двадцати километрах от побережья слой осадочных пород достигает толщины в пять тысяч метров.

В направленной МИД Норвегии просьбе продолжить исследования континентального шельфа подчеркивалось, что «эти осадочные образования являются потенциальными месторождениями нефти, природного газа, угля, железной руды и проч.» В 1963 году норвежская Геологическая служба провела десять воздушных экспедиций для магнитного зондирования района между Стадом и Лофотенскими островами. Карта показала, что режим магнитного поля при переходе от суши к морю заметно менялся. Полученные данные настолько обнадеживали, что в следующем году между Лофотенами и Сеньей совершили уже двадцать воздушных экспедиций. После полетов приступили к детальной топографической съемке. На Батиметрической карте Норвежского моря и прилегающих районов некий бюрократ поставил букву «А» рядом с Вардё, другую «А» близ Флурё, а на материке шариковой ручкой написал: «А – А – Зона контакта осадочного чехла и фундамента». Другими словами, возможные залежи нефти и газа вдоль всей береговой линии. Теперь, разумеется, заинтересовались и нефтяные компании. Всё больше иностранных судов, выполняющих картографические работы, пришвартовывались к набережной Страндкайен в центре Ставангера – с трюмами, полными взрывчатки для сейсмической разведки.

Теперь норвежские власти поняли, что Северное море может стать золотым прииском, и тридцать первого мая 1963 года объявили, что морское дно и недра в районах у норвежского побережья находятся в юрисдикции королевства.

Прошло чуть больше двухсот лет с тех пор, как Норвегия и Швеция договорились о границах между двумя странами, и сто сорок лет после последних соглашений с русскими на Крайнем Севере, и наконец настала пора начать переговоры о морских границах с англичанами и датчанами. Чтобы установить норвежско-шведскую границу, потребовалось почти сто лет. Норвежско-британские и норвежско-датские переговоры шли значительно быстрее. В 1965 году стороны согласились разделить акваторию по принципу срединной линии – линии, делящей воды между странами поровну. После этого на Норвегию посыпались заявки от нефтяных компаний, желавших провести геологоразведочные работы. Начало процессу положило напечатанное в одну колонку в газете Norsk Lysingblad объявление: «В заявке необходимо указать месторождения и номера блоков, перечисленные в данном объявлении на основании карты, хранящейся в Министерстве торговли и промышленности Норвегии».

На Карте континентального шельфа мы видим норвежские воды к югу от 62 градусов северной широты. В юго-западной части лоскутное одеяло, пестрящее красным, желтым, зеленым и другими цветами, показывает, какие нефтяные компании имеют лицензии на проведение разведочного бурения. Началась норвежская нефтяная эра.

ОКЕАНИЧЕСКАЯ ПАНОРАМА

Примерно в это же время австрийская девочка послала письмо в журнал National Geographic. Увидев опубликованные в журнале карты, она написала, что ее папа рисует карты в сто раз лучше. По словам Тарп, издание питало слабость к письмам от детей, поэтому командировало своего главного картографа в Австрию. Папа девочки был известный художник Генрих Беранн, нарисовавший множество карт Альп, и так началось его долгое сотрудничество с National Geographic. В 1966 году он познакомился с Тарп и Хизеном – журнал задумал подарить своим читателям карту дна Индийского океана, огромную карту, которую можно было бы повесить на стену.

Техника Беранна представляла собой более совершенную версию физиографической диаграммы, облегчавшей чтение карты, которую применяла и Тарп. Она рисовала пером и тушью, художник Беранн – кистями и яркими красками. Он стремился достичь фотографической точности и реалистичности. Светло-зеленым цветом он изобразил на карте мелководья и континентальный шельф, сине-голубым – плато и невысокие горы, расположенные недалеко от поверхности океана, серо-фиолетовым – большие подводные долины, а еще более темным цветом – глубокие расселины, поэтому каждый мог легко разглядеть глубины и высоты, скрытые под водной толщей.

Карта пришлась по душе и географам, и читателям. По горячим следам журнал опубликовал двустороннюю карту. С одной стороны помещалась обычная карта «видимого Атлантического океана и прилегающих земель», с другой – та же карта, только без воды. Обладателями карт стали шесть миллионов американских семей.

Беранн, Тарп и Хизен составили для National Geographic еще две карты: Тихого океана и вод вокруг Антарктиды. Затем они предложили создать панораму, на которой будет видно, как связаны между собой все подводные горные хребты, а моря и океаны на самом деле представляют собой единый великий Мировой океан. Журнал к этой идее отнесся прохладно, тогда как Управление военно-морских исследований США, напротив, ею живо заинтересовалось. В 1974 году Тарп и Хизен приступили к проекту, ставшему их последней совместной работой.

Для панорамы Беранн соорудил специальный большой стол. Он набросал контуры суши, в качестве фонового цвета применил синий там, где находились океаны, после чего стал дорисовывать детали по мере того, как его снабжала рисунками Тарп. Она обновляла карты районов, о которых узнавала что-то новое с момента последних зарисовок, а их помощники делали черновую работу, добывая необходимую информацию от крупнейших морских держав. Дом Тарп напоминал картографический конвейер: одни готовили сводку о расселинах, горах и котлованах, другие по этой сводке делали эскизы, третьи сопоставляли эскизы с данными зондирования и так далее. Мэри создавала рисунки для карты, которая впервые покажет семьдесят процентов земной поверхности, находящейся под водой.

В мае 1977 года Тарп и Хизен переехали к Беранну, чтобы завершить свой грандиозный проект. Мы можем представить, как они стоят, склонившись над картой почти два метра шириной, и вглядываются в синее, черное и фиолетовое морское дно, которое холодно контрастирует с желто-зелеными и коричневыми континентами. В мастерской Беранна пахнет красками, растворителями и кофе. Каждый день с тех пор, как у него живут геологи, он вносит в карту от тридцати до семидесяти изменений. Тарп пристально смотрит на Берингов пролив, Камчатку и Алеутские острова и говорит: «Я думаю…»

«Мэри, пожалуйста, давай не будем больше ничего менять!» – на ломаном английском лепечет Беранн.

Она плюхается в кресло: «Как раз хотела сказать, что, думаю, мы закончили».

Через месяц Хизен отправился в Исландию, изучать вблизи, с подводной лодки, рифтовую долину Срединно-Атлантического хребта. На