подчеркнул Мирослав. — Вашу королевскую семью казнили. Вместо того чтобы объявить Карнеоласу войну Горан Праций склонил перед Ранеем Вальдеборгом голову. Трус. Я знаю вашу историю. Карнеолас предал Атию, нагнул её и трахнул. А вы терпите.

— Атия выжидает, — процедил Гаральд, и саардцы загоготали.

— Пусть выжидает, — усмехнулся Мирослав. — Пока в Атии не появится достойный герцог, который хорошо знает историю своего края и своего народа, человек со стальными яйцами, Карнеолас так и будет пользовать ваше благословенное герцогство в задницу.

Акме поторопилась сменить тему, чтобы Гаральд не наделал глупостей и на набросился на правителя Верны:

— Я должна идти в Кунабулу. Я наделена не только лишь силой, но и обязательствами. Это мой долг.

— Долг перед кем, перед чем? — возмутился Мирослав. — Имеет ли право Трен Вальдеборг взваливать на тебя подобную ношу? Он приказал тебе защищать его земли, но ты не являешься его подданной.

— Речь идёт о всех землях Архея, Мирослав, — ответила Акме.

— Ты — моя пленница, — фыркнул Мирослав. — И мощь твоя принадлежит мне! А ты, — он указал на Гаральда пальцем. — Ты не просто женишок. Ты — её хранитель.

— Жених, хранитель, как угодно, — последовал твёрдый ответ. — Никому не позволю встать между нами.

Сатаро что-то презрительно гаркнул, но промолчал.

Комната вновь загудела, но уже громче. Возмущение затопило Акме, но она не стала возражать, чтобы не горячить повелителя. Его милость многое значила для нее, ибо в Верне она оставляла маленькую Августу.

— Повелитель, — тихо вымолвил Цесперий, несколько удивленно взглянув на Мирослава. — Отпусти их обоих. Они навлекут беду на всех нас.

— Как навлекут, так и отразят, — упрямо заявил тот. — У нее хватит на это сил.

— Для нескольких демонов хватит, — тихо, осторожно отметил Цере, тяжелыми глазами своими пронзая повелителя насквозь. — Но что если их будут сотни? Да они сметут её числом! Она нужна Архею.

— Её мощь сделает Саарду всесильной! — оглушительно заорал Мирослав, стукнув кулаком по столу и заставив приближенных своих замолчать и поежиться. — Шамширцы и близко к нам не подойдут!

— Поверить не могу! — в тон ему воскликнула Акме, не вставая с места, но зверем глядя на мужчину. — Мирослав, люди погибают! И скоро погибнут все, если ты продолжишь капризничать! Грядет конец мира нашего, а ты печешься лишь о своих интересах!

— Мне нет дела ни до Карнеоласа, ни до Полнхольда, ни до всех остальных! — закричал Мирослав, ногою отшвырнув стул и начав в бешенстве метаться по комнате, и Акме увидела, что тот превосходно осознал всю опасность положения; он бесился от бессилия.

Душа её начала тихо петь от приближающегося триумфа, ибо бешенство это вскоре могло смениться на милость.

Мирослав метался долго, пока резко не остановился, будто натолкнувшись на невидимую стену. Он долгим невидящим взором рассматривал картину на стене, изображавшую пейзаж заснеженных гор, покрытых янтарным сиянием засыпающего солнца, и леса, облаченного в саван серебристого тумана. Непроницаемая тишь накрыла комнату. Лишь с улицы да из зала на первом этаже доносился приглушенный стенами шум возмущенных да напуганных вернцев. После Мирослав медленно повернулся к собравшимся, едва уловимая тень довольства легла ему на лицо, и Акме поежилась, предчувствуя опасность.

— Хочешь уйти, так уходи, — тихо и мрачно выговорил Мирослав. — Но с условием, что после ты вернешься и останешься здесь до тех пор, пока я не разрешу тебе покинуть нас навсегда. Твой хранитель меня не интересует, мне нужна лишь ты.

Она потрясённо застыла, не зная, что сказать. Приближенные удивленно зашумели, и целительница, к ужасу своему, увидела в глазах их одобрение.

— Я вместе с тобою отправлю своих людей, — любезно улыбался Мирослав, и ей захотелось ударить его лицо о стол. — И сам поеду вместе с вами.

Комната взорвалась неодобрением и зашумела на весь дворец.

— Повелитель!..

— Вы оставите свой народ?!

— Это безрассудно, Мирослав, — разозлено вставила Акме. — Вы можете погибнуть!

— Разве ты не защитишь всех нас в случае опасности? — усмехнулся Мирослав, развалившись на стуле, торжествуя победу.

— А что, если погибну я? — прошептала Акме. — Кто тогда защитит вас? Да кого же ты во главе Саарды оставишь?

— Гваула и оставлю, — Мирослав махнул рукой в сторону невысокого худосочного мужчины средних лет со светлыми волосами и беспокойными быстрыми глазами. Тот испуганно поежился, прежде чем решительно кивнуть. — Я не раз отлучался. Он всегда делал работу свою на совесть. Я уж больше года не выезжал. Пора бы поглядеть на те земли, где мы никогда не были. Может статься, ты, пленница, мне Кунабулу подаришь? — он захохотал, но поддержали его не многие.

— На кой нам эти дьявольские пещеры, владыка? — тихо, недовольно протянул один из саардцев, имя которому было Ягер. — Там нет ничего, кроме камней, затхлых коридоров и нечисти.

Он был молод, глаза у него были злые, с губ не сходила бессердечная ухмылка. Акме давно заметила его и все еще видела на нем кровь казненного. Прошлое его угадывалось и без лишних вопросов.

— Вот мы и проверим, — улыбался Мирослав.

— А что, если эта красотка, — Ягер внимательно посмотрел на Акме и нагло её оглядел, — вместе со своим хахалем, заведёт нас в неведомые коридоры и бросит? Или убьёт?

— Пусть помнит, что здесь остаётся Августа. Если не вернемся мы, девчонке житья не будет. Акме Рин, защитить нас — в твоих интересах.

— Свинья, — прошипела та.

— Будь благодарна за мою милость, — усмехнулся Мирослав. — Я могу и передумать… Что ж, отходим завтра днём! Выведите барышню из дворца чёрным ходом, чтобы её не растерзала толпа. А к вернцам чуть погодя со словом обращусь.

К Акме и Гаральду подошли Катайр, ещё трое саардцев и повели их из дворца через чёрный ход.

Смеркалось. Когда они вышли на улицу и, сокрытые сумраком и густым лесом, направились к дому, они ясно слышали, как бушевала напуганная толпа. Она требовала призвать к ответу Мирослава, кто-то испытывал к Акме благодарность за избавление их от демонов, кто-то желал, чтобы она ушла и более не подвергала Верну опасности. Акме же думала лишь о том, что уже завтра она отправится в Кунабулу, пусть под конвоем, но с Гаральдом, и она будет искать брата и постарается сделать для Архея хоть что-то. Но мысли ее заняли и другие, менее воодушевляющие мысли:

«Но даже если найду я Лорена и остальных, их слишком мало, чтобы противостоять зараколахонцам, которые пожелают забрать меня обратно в Верну, когда все закончится…»

Когда Акме подумала об Августе, сердце её дрогнуло, ибо она должна была оставить девочку, которая пережила пленение коцитцев, насильственную гибель родителей, а ныне всем сердцем привязалась к той, которая должна была оставить