Шрифт:
Закладка:
— Для меня это значит всё. Но это не повод для суицида. Ты ещё нужен этому миру и Максу, а если ты всё ещё здесь, значит, веришь в то же самое, что и я.
— Я не такой башковитый как Макс, но с моими новыми способностями… — Воздух вокруг него вибрировал словно по волшебству.
— Ты просто не осознаёшь всей опасности наших обстоятельств, нам не справиться поодиночке, как бы сильны мы не были. Я уже поплатилась за свою самоуверенность, не повторяй моих ошибок! — С каждым словом Тэсса подходила всё ближе. — Причина твоей колоссальной силы кроется в этом мире. Эдем! Он…
Всего в шаге от Дамира… Он щёлкнул пальцами. Земля выстрелила тёмным пучком и отбросила Тэссу.
— Не поднимайся! — Скомандовал Дамир с какой-то закостенелой злобой.
Затем развернулся и стал уходить. А Тэсса, она бы и не смогла подняться, так собственное отражение разбило и сломало её. Осталось лишь с трудом ползти к Пандоре. Она выдыхалась, теряла последние силы, а когда и вовсе обессилела, тот пласт земли, на котором она застряла, вдруг ожил и заполз змеёй, пока не привёл Тэссу к самым дверям лазарета, где она переползла коридор и едва смогла забраться в одну из капсул.
Макс всё так же лежал под голубым куполом света, а вот Пандора подплыла к Тэссе.
— Ты прекратила лечение? — Спросила Тэсса.
Пандора кивнула.
— Я создала этот механизм совсем недавно, настраивала и оптимизировала в нём всё, что только могла, дабы ускорить и усилить регенеративный потенциал, но самое главное должен проделать сам Максим. Лишь от него зависит, как скоро он встанет на ноги, ведь эта машина воплощает саму суть медицины. Лишь наш внутренний дух может спасти нас. Только мы сами в силах исцелить себя, даже от самых страшных ран.
— Но Дамир, он…
— Тссс… — Пандора провела разливающейся дымом рукой, и Тэсса уснула. — Спи, дитя! Тебе предстоит набраться сил для грядущего…
Тэссу накрыл свет голубого купола, а Пандора растворилась в тени.
Глава 18
Где-то в темноте графитовый стержень шоркал по бумаге. Звук казался далёким, тихим и неприметным, такой не помешает размышлениям. Просто карандаш, шоркающий по бумаге. Как это может отвлечь? Но он всё нарастал. Становился раздражающе гулким, и одно только его эхо заполнило всю черепную коробку, готовое взорвать мозг.
Тэсса вздрогнула и поморщилась. Глаза болели, словно после долгого напряжения, голова казалась тяжёлой, не выспавшейся, в теле поселилась какая-то слабость и ломота, как после долгой ночной работы.
Купол света над Максом рассеялся, и теперь он просто лежал в открытой капсуле и что-то черкал карандашом в толстой тетради. Его ноги весело болтались, но всё ещё были усеяны шрамами. В целом он казался довольно здоровым и бодрым.
Его взгляд метался от листа к ногам Тэссы. Иногда рука с карандашом замирала, а глаза всматривались в тетрадь так, словно старались уловить некий сакральный смысл. В такие мгновения он хмурился, будто порицая что-то внутри себя, то расплывался в задумчивости и проваливался в неизвестные глубины, но уже в следующий миг почёсывал затылок тупым концом карандаша и вновь принимался за своё дело. Черкнёт, усмехнётся, снова черкнёт, остановится, похмуреет, сморщит лицо, закусит губу и начнёт бешено метать взгляд по всему лазарету. Вдруг глаза его округляются, рот растягивается в улыбке, и карандаш снова шоркает по листу. В одну из таких заминок Макс и встретился взглядом с Тэссой. И просто обмер. А спустя минуту быстрого моргания замер, отложил тетрадь с карандашом и что-то промычал.
— Что? — Спросила Тэсса.
— Доброе, ммм…
— И тебе доброго чего бы то ни было, как ты и сказал. Как самочувствие?
— Хм… знаешь, cупер! Давно не ощущал такого творческого прилива. Меня даже не заботит, где я нахожусь, это же называется вдохновением, да? — Макс стал нервно барабанить пальцами сначала по животу и груди, затем по шее и в конце по щекам, будто взбивая их или нанося пудру.
Из-за этого Тэссе было сложно сосредоточиться на самом разговоре. Постоянно пробирало на улыбку и смех.
— И во что же оно вылилось? — Только и спросила она.
— Да так, по мелочи, несколько четверостиший, затем пытался малевать что-нибудь, ну знаешь, эдакого…
— Думаешь, сейчас подходящее время?
— Думаю, подойдёт, если отыскать музу. — Усмехнулся Макс.
А Тэсса ответила вымученной улыбкой.
— Не пойми меня неправильно, я люблю творчество в любом проявлении, просто удивляюсь, с какой лёгкостью тебе даётся это в таких обстоятельствах. — Сказала она.
— А, по-моему, ужасные обстоятельства сами по себе веский повод творческого самовыражения.
— И что же ты натворил?
— Самую выразительную часть этой комнаты. — Макс вздохнул. — Твои ноги.
— Всё шутишь. — Усмехнулась Тэсса.
— И руки, и голову, и тело, конечно разбросанные по песку и неспособные собраться воедино, утопаемые под тяжестью обстоятельств. Знаю, картина не очень радужная, но зато крепкая, настоящая, и всё померкло на фоне этой правды. Может быть это подсознательная скорбь, потому что, как завещал нам старик Хемингуэй в своём творении, в первую очередь нужно заботиться о…
— Можно взглянуть? — Тэсса требовательно протянула руку.
Но Макс крепко прижал тетрадь к груди.
— Рисунок ещё не закончен. — Ответил он.
— Эммм… Хорошо, тогда как насчёт стихов? — Улыбаясь спросила Тэсса.
Макс задумался и не спешил делиться.
— Ну, а на какие темы ты вообще сочиняешь?
— На тему красоты, силы и ума, какое место они занимают в нашем мире. Ведь в конечном итоге всё сводится именно к ним. Их очертания и силуэты можно увидеть в войне и разрухе, жизни и смерти, во всём, что взывает к нашим чувствам и делает жизнь такой яркой. Это тайна, что я силюсь разгадать. В моих строках нет свежих мыслей и ответов тоже не найти. Лишь вопросы, которые каждый сын задаёт своему отцу, глядя на звёзды, в надежде причаститься к великому и сокровенному…
— Прежде я задавалась теми же вопросами. — Тэсса закусила губу. — А откуда у тебя здесь тетрадь?
— Дамир принёс. — Сказал Макс.
— Что? Так он здесь?! — Воскликнула Тэсса.
— Ну, прямо сейчас его нет в этой комнате, но совсем недавно заходил вместе с Пандорой, дал тетрадь, мы поболтали.
— А почему я не проснулась?
— Потому что все разговоры велись шёпотом на иностранном для тебя языке! — Рассмеялся Макс. — Ты бы не поняла татарский диалект.
Он умолк, когда заметил на пороге Дамира с напряжённым взглядом.
— Ты стоишь там