Харрисон несколько секунд молчаливо разглядывает мой обалденный видок, и даже с одним здоровым глазом я замечаю откровенное удовлетворение в его остром взгляде.

– Я так и знал, что тебе понравится, – коротко усмехаюсь. – Уверен, ты днями и ночами мечтал так же разукрасить меня.

Он снова ничего не отвечает. Лишь подходит к столу ближе, возвышаясь надо мной высокой мрачной глыбой, и спустя минуту выдаёт ровным голосом:

– Поздравляю.

Не понял.

– Поздравляешь? – с трудом приподнимаю голову и концентрируюсь на его бесстрастном лице.

– Да.

– У меня вроде день рождения не сегодня.

– Считай, что сегодня.

– Пояснить не хочешь?

– Я сам поясню, – за спиной Алана раздаётся злостный голос отца, но Харрисон даже не оборачивается, продолжая пристально смотреть на меня.

– Между тобой и Эмилией всё кончено. Ты больше никогда не подойдёшь к моей дочери, – цедит адвокат, но меня злит не столько содержимое фразы, сколько то, как он её произнёс. Как будто это не требование, не угроза, не приказ, а констатация факта, не подлежащего никаким изменениям.

– Мне напомнить, Алан, что это не тебе решать? – игнорируя боль, ухмыляюсь я, ожидая увидеть в его каменной роже хоть какой-нибудь проблеск на раздражение. Но его нет.

Харрисон копирует мою ухмылку, а затем молча разворачивается и покидает комнату, оставляя меня наедине с отцом.

И вот кто тут и источает бешеную ярость, так это мой папаша. Он всегда был не в духе, когда я попадал в полицейский участок, но сейчас выражение «не в духе» абсолютно не выражает степень его гнева.

Его глаза мечут молнии, ноздри расширяются, словно у огнедышащего дракона, желваки играют на острых скулах, а руки сжаты в кулаки.

– Неужто бить меня собра…

Смачный удар в и без того повреждённую скулу обрывает меня на полуслове. От силы удара я слетаю со стула и падаю на пол. Вот это поворот! А сегодня и впрямь знаменательный день. Папаня впервые в жизни меня ударил. Видать, я, даже не стараясь, наворотил дел. Красотища!

– Это мои поздравления, – поясняет глухим голосом Гарри после того, как я сплёвываю новую порцию крови и перевожу взгляд на него.

– И с чем же меня все так дружненько поздравляют?

– Ты наконец добился своего.

– И чего, по-твоему, я добился? Того, что меня избили до полусмерти? Да уж, ты прав. Вот так удача, – продолжая лежать на полу, начинаю хрипло смеяться.

Папаня подходит ко мне, и я морально готовлюсь к новой порции боли, однако в этот раз он просто смотрит на меня сверху как на разочаровавшего его пса.

– И в кого ты таким придурком уродился?

– Уж точно не в тебя, папаш. Мне до тебя никогда не дотянуть.

– У тебя с самого детства было всё, – проигнорировав мою колкость, произносит он. – Деньги, шикарный дом, машины, путешествия. Я выполнял каждый твой каприз, каждую прихоть и желание. В ответ же я просил всего лишь продолжить то, что много лет назад начал твой прапрадед. Ты должен был всего лишь стать мной и перенять руководство компании. И всё. Разве я просил от тебя чего-то невыполнимого?

– Для меня — да, – прекращаю смеяться. – И вот только давай ты не будешь снова заводить свою любимую шарманку о том, что я пользовался всеми благами, которыми ты меня снабжал, а в ответ даже спасибо не сказал. Я не раз тебе говорил, что мне на хер всё это не нужно. Ни твои деньги, ни роскошная жизнь, ни чёртово детище семьи Эндрюз. Мне нужна была всего лишь свобода и возможность заниматься тем, что я люблю. Но ты отказывался меня слушать и понимать. Вот и разгребай опять всё дерьмо, что я устроил. Тебе же это явно в кайф, раз ты столько лет этим упрямо занимаешься.

– Я больше не стану ничего разгребать, – выдаёт папаша, устало садясь на стул. Сжимает пальцами переносицу и тяжело вздыхает. – А точнее, мне не позволят разгрести.

От непонимания я аж приподнимаюсь на локти и пристальнее всматриваюсь в Гарри. Никогда не видел этого властного, непоколебимого мерзавца сокрушённым. Но именно таким он выглядит сейчас.

– Что это значит? – нарушаю затянувшееся молчание, и отец устремляет на меня суровый взгляд.

– Это значит, что ты победил, Марк. Ты получишь свою долгожданную свободу.

– Чего? – повышаю голос и закашливаюсь от боли между рёбер.

– Харт выдвинул условие. Если я хочу уничтожить все данные о причине твоего заключения, я должен выгнать тебя из Рокфорда и проследить, чтобы ты никогда больше сюда не возвращался. Не сделаю этого, и он продолжит препятствовать чистке всей информации о твоей причастности к наркоторговле. А я не могу этого допустить. Новости о твоей выходке и так уже весь день заполоняют все каналы и сайты. Мне пришлось заплатить солидную сумму денег нужным людям, чтобы Алану удалось вытащить тебя отсюда. Твой поступок и вмешательство Харта не только значительно опустошили мой кошелёк и испортили репутацию, но и автоматом исключили возможность сделать тебя главой семейного бизнеса. Ни один партнёр и инвестор не станет иметь дело с компанией, которой руководит бывший наркоторговец. Так что ты победил, Марк. Как видишь, есть люди куда более влиятельные, чем я. И Харт один из них. Теперь у меня связаны руки. Пока я не выполню условие Адама, он не позволит мне «убрать» за тобой всё дерьмо. У тебя есть неделя, чтобы покинуть город. Не сделаешь это сам, мои люди соберут твои вещи и насильно вывезут тебя из Рокфорда. Захочешь вернуться, я об этом сразу же узнаю, и снова вышвырну тебя отсюда. Хотя… думаю, хоть в чём-то ты не станешь мне перечить и исчезнешь из города самостоятельно. Раз и навсегда. Не так ли? – криво усмехается Гарри, меряя меня презрительным взглядом, а я и слова выдавить из себя не могу. Слишком много эмоций и вопросов обуревают голову.

Это правда? Я не ослышался? Не сплю? Не галлюцинирую? И не брежу?

Я свободен?

Я, мать его, свободен?!

– Не забудь перед отъездом попрощаться с матерью. Она опять из-за тебя несколько часов проплакала, – произносит он равнодушным голосом и встаёт со стула. Уверенной походкой двигается к выходу, но у двери останавливается и добавляет: – У меня же с этого дня больше нет сына. Теперь ты для меня мёртв.

Наверное, прощальная реплика Гарри должна была нанести по мне сильнейший удар, покруче всех, что я выдержал за последние несколько часов, но… ничего подобного не происходит. Никакой боли, обиды, грусти или горечи. Ничего. Есть лишь облегчение и всепоглощающая радость. Я буквально слышу, как с моего тела слетают тяжёлые титановые цепи, что всю мою жизнь намертво пригвождали меня к земле. А теперь их нет, и я волен лететь, куда глаза глядят.

Не это ли счастье?

Не об этом ли я мечтал?

Да. Да! ДА!

Именно об этом я всегда мечтал. Именно этого я всегда и добивался.