победил на этапе в Каире, и этот успех вкупе с несколькими удачными выступлениями в довоенные годы в составе Maserati и в теперь уже не существовавшей Scuderia Ambrosiana заслужили ему уважение Феррари. Он был аккуратным и воспитанным гонщиком, но едва ли подходил под тот тип pilota, которого искала Scuderia. Феррари открыто восхищался бесшабашным стилем вождения Нуволари и его банзай-атаками на гоночных трассах. Феррари обожал дикие выходки Ги Молля (пока они продолжались) и по-прежнему с почтением взирал на Фарину как на человека, способного в будущем перенять мантию первого номера из рук Нуволари — и это несмотря на то, что Нино подбирался к сорока годам и своего потолка, без сомнений, уже достиг. Кортезе был джентльменом-гонщиком уровня выше среднего и вполне подходящим человеком для того, чтобы выявить все неисправности в таком новом болиде, как «125S», но ожидать от него тотального доминирования в гонках, как можно было в случае с Ниволой прежних лет или восходящими звездами вроде Аскари, не приходилось. Однако Кортезе был доступен и посему его выбрали для поездки в Пьяченцу в качестве «зама» Фарины.

Уик-энд в Пьяченце был преисполнен высоких чувств и эмоций — в будущем это станет обычным делом для Scuderia. Спортивный корреспондент издания «Auto Italiana» блуждал по боксам, распространяя слух о том, что из Портелло прибыл целый контингент больших шишек из гоночного департамента Alfa Romeo (включая и Коломбо) — якобы высокие гости собирались посмотреть на новую «Ferrari». Это было неправдой (Коломбо решил, что при его натянутых отношениях с рабочими завода будет крайне неосмотрительным и близко подходить к «Ferrari» и всему, что с ней связано). Но, что удивительно, самый главный герой происходящего также отсутствовал. Энцо Феррари, чья первая гоночная машина готовилась дебютировать в гонках, в Пьяченцу не приехал. После добрых двух лет, на протяжении которых он и его крошечная команда довершали разработку первого автомобиля, названного его именем, Феррари не сумел найти время приехать на его первую гонку! В поздние годы его жизни об этой склонности Энцо не являться на соревнования скажут и напишут очень много всего, но то, почему он предпочел не ехать в Пьяченцу (до которой было всего 120 километров), чтобы самолично понаблюдать за первым появлением самого важного из всех автомобилей, названных его именем, остается тайной за семью печатями.

Квалификация, состоявшаяся 10 мая, оставила двоякие впечатления. Кортезе сразу же пришлась по душе полновесная «толстокрылая» S-ка, отличавшаяся очень плавным ходом, и он с ходу установил быстрейшее время круга. Оно обеспечило ему поул-позицию на старте гонки. Фарина же выступил совсем не так удачно. Летя по узкой, почти что прямоугольной городской трассе, он потерял управление, закрутился и врезался в бордюрный камень. Машину легко починили, но сразу по окончании квалификации Фарина властно заявил Феррари в телефонном разговоре, что гоняться на этом автомобиле не будет. Вспыльчивый темперамент Нино был хорошо известен, равно как и гонор Феррари, и хотя никаких записей их конфронтации не сохранилось, можно легко предположить, что она получилась совершенно монументальной как в плане риторики, так и в плане децибел громкости. Феррари, вне всяких сомнений, счел бы этот поступок непростительным предательством, не будь Фарина на тот момент лучшим пилотом Италии. Почему же Фарина в последний момент пошел на попятную? Вероятно, он почувствовал ощутимое давление из Портелло и решил, что выступление за соперников из Ferrari — и неважно, в насколько второстепенном событии — может поставить под угрозу его выход на старт Гран-при в составе Alfa. Быть может, дело было в обиде на новую машину или ее владельца, но развязка этой истории оказалась простой: Франко Кортезе, человек, которого никогда нельзя было спутать с кем-то из великих звезд автоспорта, в одиночку будет защищать бордовые цвета Scuderia в первой в ее истории гонке с участием машины, названной именем Феррари.

Обнадеживающие новости пришли из Модены и Турина. Команда Maserati, разработавшая мощные новые спорткары «A6GCS-2000», снялась с участия. Ее машины еще не были готовы к соревнованиям. Ожидалось, что Cisitalia также заявит на старт свои новые 1100-кубовые машины «P46», но в итоге и эта конюшня предпочла отсидеться дома.

Эти неявки прямых конкурентов привели к тому, что в соперниках у Кортезе остались лишь богатые любители да второсортные полупрофессионалы, заявившиеся на гонку на спорткарах довоенной эпохи. Воскресным облачным днем машины участников выстроились в ряд вдоль трехполосной прямой Виа Фарнезе. Тротуары усеяли толпы людей, переживавших за собственную безопасность не сильнее, чем пешеходы, мимо которых проходит шествие мам с детскими колясками. Рядом с Кортезе на переднем ряду стартовой решетки стояла старая «Maserati» под управлением Марио Анджильони и модифицированная «BMW 328» с Джованни «Нино» Ровелли за рулем.

Машины, в общей сложности 19 штук, были расставлены на старте по три в каждом ряду. Бацци и горстка механиков Ferrari на нервах наблюдали за тем, как Кортезе забирается в открытый кокпит «125S» и надевает свой льняной «шлем». Он собирался принять участие в этапе самого опасного в мире спорта, будучи при этом защищенным от возможных травм не лучше, чем участники первой, как считается, настоящей автогонки, прошедшей по трассе Париж — Бордо в июне 1895 года. Прошло почти полвека, но никакого существенного прогресса по части безопасности достигнуто не было. Кортезе, как и его соперники, был облачен в легкую уличную одежду, хотя некоторые гонщики предпочитали тонкие комбинезоны, служившие защитой от пыли и грязи. Его голова была прикрыта льняным авиационным шлемом, который должен был помешать волосам спутываться и некстати лезть в лицо. Кожаные защитные шлемы, впервые использованные в соревнованиях мотоциклистов, стали обязательными к применению в американских гонках уже в конце 1930-х, но в Европе носить подобную экипировку считалось проявлением трусости и слабости. Более того, Кортезе, следуя вековой традиции, отказался от ремня безопасности, поскольку, как и его коллеги, верил, что гораздо лучше оказаться выброшенным из машины, чем зажатым внутри нее. Учитывая, что бензобаки болидов были не более огнеупорными, чем картонные коробки из-под молока, а сами машины не имели никакой защиты от переворачивания, своеобразная мрачная логика в том, чтобы считать вылет из летящего на полном ходу автомобиля реальным спасением, определенно просматривалась.

Гонка должна была проходить на дистанции длиной в 99 километров (примерно 60 миль) или тридцать кругов по суровой двухмильной трассе, обозначенной на узких улицах Пьяченцы. (Единственный постоянно действующий гоночный трек Италии по-прежнему находился в Монце, сильно пострадавшей от военных действий, и никаких планов по строительству новой трассы не было; все прочие гонки будут проводиться на общественных дорогах, закрытых для проезда транспорта специально по случаю мероприятий.)

Флаг, сигнализирующий о старте гонки, опустился, и Ровелли сразу вырвался вперед. Анджильони