– Эгей, пан капитан! – громко сказал Жебрак, задрав голову. – Долго ты там будешь сидеть, как курица на жердочке? Слезай по-хорошему, и поговорим, как тебе живым ноги унести. Чем хочешь поклянусь, не тронем… если договоримся. Все равно никто тебе не поверит, у вас, красных, безбожник на безбожнике сидит и безбожником погоняет. Ну, дело житейское, мне только на пользу…

– Жебрак, а ты перекрестись, – ответил я задиристо. – Тогда, может, и поверю.

– Ты ж некрещеный?

– А ты?

– И я тоже, – серьезно сказал он. – Ни к чему нам крещение, от него одни неудобства. Так слезешь?

– Подожду, – сказал я. – Все равно с рассветом уберетесь. Крестьяне к тебе еще пару недель зерно возить будут. Вот обнаружат они утром, что на мельнице ни души, в милицию кинутся…

– Умный ты, а дурак, – все так же спокойно сказал Жебрак. – К чему на мельницу непременно всем возвращаться? Отправлю одного Тимоша, – он кивнул на ближайшего к нему волка, – он и скажет, что я по делам в город уехал и он за меня. Такое не раз бывало. А есть дома бабы или нет, кто проверять будет?

В голову пришла столь простая и полезная мысль, что я едва не заорал от радости. Изогнувшись, выхватил из кармана галифе «наган» и выстрелил Жебраку в голову – раз, два, три!

И – ничего. Он преспокойно стоял на прежнем месте, словно я и на этот раз палил холостыми. Как же тогда Сипягину удалось?!

– Ты, капитан, как дите малое, – покачал головок Жебрак. – А еще военный, блях полна грудь… Не действуют на нас твои пули, неужели еще не понял? Не тот народ пошел, ничегошеньки о жизни не знает… Был в Косачах поп, так он родителя моего пытался со свету сжить крестом и молитвой. Не получилось ничего, ну да, с другими ведь получалось, так что попробовать стоило, кто ж знал заранее. А ты, как дите… Хватит, – сказал он деловито. – Смысла нет с тобой болтать. По-другому сделаем. Пошлю Тимоша на мельницу за пилой. У меня хорошая двуручка, в прошлом году у немца купил, наточена и разведена, хоть ты на ней вместо скрипки играй. Обернется Тимош быстро, это дорога крюк делает, так уж проложили, а по прямой через лес гораздо ближе. Свалим елку в два счета, и тут уж пойдет другой разговор… Да и не будет никакого разговора. Ты ж не белочка, с дерева на дерево скакать не способен… Последний раз предлагаю: слазь, и потолкуем по-хорошему. Ну?

Я ему ответил кратко, но выразительно, использовав богатства русского языка, добавив кое-что из белорусского и польского.

– Ну, сам над своей жизнью пануешь… – фыркнул Жебрак.

Наклонился к тому самому ближайшему волку, что-то зашептал на ухо. Волк кивнул – совершенно по-человечески кивнул! – вскочил на четыре лапы и опрометью кинулся в лес. Вот его уже не видно меж освещенных луной деревьев, отбрасывающих густые, резкие тени…

Скверно оборачивается дело, подумал я без страха, с этакой холодной отстраненностью, как будто и не меня касалось. На волчьих лапах этот клятый Тимош добежит быстро. Пилу он, конечно, понесет в человеческом виде, волку такое совершенно не под силу, но все равно обернется быстро. Два хватких мужика, сызмальства привыкшие пилить дрова, елку повалят минут за несколько. И будет четыре зверюги на меня одного, тут ни боевое самбо не поможет, ни прочая рукопашка, которой меня хорошо выучили…

И тут я услышал не так уж и далеко шум автомобильного мотора! Сердце так и заколотилось – подмога, наши?

Волки тоже услышали – с их-то острым слухом… Прошло совсем немного времени, и я точно определил: машина идет не со стороны Косачей, а с той стороны, откуда я приехал. И это не легковая, а грузовик, судя по звуку – «студер». Но так даже лучше. Распрекрасно будет, если у них окажется полный кузов бойцов…

Я, невольно повернувшись в сторону дороги, упустил момент, когда это произошло. Только что под деревом стоял Жебрак, а сейчас на том же старом месте стоял сторожко уставивший уши волк. Ага, надо полагать, ЭТО происходит в какие-то секунды…

Шум сильного мотора все громче, все ближе, вот уже показались фары, горящие в полную силу, не прикрытые светомаскировочными заслонками – ну да, с тех пор, как мы сюда пришли, немцы Косачи практически не бомбили, справедливо не видя в этом никакого военного смысла – военных объектов здесь нет, разве что оборудован полевой склад ГСМ на восточной окраине…

Словно получив некую команду, волки вскочили и припустили в лес, миг – их и след простыл. Ага, не нравится?! Машина была совсем близко, и я уже видел, что тента нет, в кузове сидят шестеро в пилотках, с автоматами между колен, а у заднего борта лежат невысоким штабелем какие-то ящики.

В лучи фар попал мой «Виллис», сиротливо стоявший у края, дороги и моя валявшаяся рядом донышком вверх фуражка. «Студер» остановился метрах в пяти от него, не выключая мотора, в кабине послышался негромкий разговор, распахнулась правая дверца, и раздался чей-то командный голос:

– Оружие к бою, смотреть в оба!

Знакомо заклацали вразнобой затворы автоматов. Солдаты с большим проворством встали по трое у каждого борта, нацелив стволы на лес. Из кабины выпрыгнул человек в офицерской фуражке, со звездочками на погонах, тоже с автоматом. Самое время было объявиться, и я крикнул не особенно громко – нас не разделяло и десяти метров:

– Не стреляйте, свой!

Офицер с похвальной быстротой навел автомат прямехонько на мое дерево, подождал немного и крикнул:

– Сколько вас там?

– Один! – откликнулся я. – Я офицер!

Теперь я рассмотрел, что это старший лейтенант с пехотными эмблемами на погонах, но лунный свет, хотя и яркий, не давал определить цвет кантов и околыша. Ну да какая мне разница?! Вот она, выручка!

– Подходи медленно! – крикнул старлей, задрав голову с несомненным удивлением на лице. – И руки держи так, чтобы мы видели!

Ну конечно, он не мог не определить, что голос доносится не с земли, а откуда-то выше. Я слетел с елки, как кот с забора, и неторопливо пошел к грузовику, подняв пустые руки на уровень груди. Старлей и трое солдат у правого борта бдительно держали меня на прицеле. Душа плясала и пела: обошлось!

Не дойдя с метр, я остановился, медленно поднял руку к левому нагрудному карману