— Понадобилась новая волна безропотных колхозников? — упёрлась взглядом в переносицу строптивой дочери Валентина Ивановна.

— Новому селу нужны художники, музыканты, поэты и писатели, учителя, агрономы!

— А в навозе ковыряться таджики, конечно же, у вас будут? — съязвила Валентина Ивановна. — Вы будете в широкополых шляпах, в белых одеждах с томиками модных писателей в белых ручках качаться в этих, как их…

— В гамаках, — подсказала на свою голову дочь.

— Во, ты, наверное, давно так спланировала свою жизнь! Все работают, а ты в гамаке прохлаждаешься. Приползут с полей еле живые на карачках, а ты им: «Подождите малость. Не смывайте с лица грязь и мазут — рисовать вас буду!» Вопиющая несправедливость!

— Мамочка! — обняла за полные плечи маму Юля, прижалась к её горячей щеке, — так ты же сама желаешь своей внучке такую барскую жизнь! Несправедливую!

Главными на празднике были дед Матвей, естественно, и Варвара Краса. Дед Матвей сидел на самом почётном месте, в торце стола. Одет был в светло-серый костюм постояльца-пчеловода, в свою белую рубаху и с белой бабочкой на тонкой жилистой шее, тоже пчеловода. Эта бабочка совсем не смущала деда — сказали, так надо, значит, надо. Увидев его в таком наряде, никто не мог скрыть веселья. Крестьянин в бабочке! Столетний крестьянин в бабочке?

Варваре Красе представили всех обитателей «Дворянского гнезда», на всех она посмотрела одинаково безразлично. Этого безразличия не избежал и кровный родитель, от чего он даже как-то погрустнел. Но с дедом Матвеем у Варвары завязался долгий и интересный разговор. Она осмысленно разглядывала старика в бабочке, потрогала его большой пористый нос и что-то пролепетала. На это нашёлся Пётр.

— Матвей Захарович, — обратился он к деду Матвею с самой серьёзной миной. — Она спрашивает, какие у тебя планы?

— Так ить… — заёрзал на стуле дед, не поняв, о чём с ним говорят.

— Спрашивает молодое поколение, как дальше нам жить? — по-новому задал вопрос Пётр.

— Так и жить, как ране жили. Хорошо жили. Отца-мать чтили. Деда с бабой тоже. Бывалочи, расшалимся детями-то кода, а дед за вожжи-то токо протянет руку, мы и поутихли. Уважали тода стариков.

— Правильно жили, — подтвердил слова деда Матвея Алексей Алексеевич. — Вот и малышка, которой без году неделя, сказала всему старому поколению в лице Матвея Захаровича, что гордится им.

— Им есть чем гордиться! — сказал Сергей и поднял рюмку. — На плечах этого поколения создано мощнейшее государство. Из лапотной безграмотной России сделали передовое индустриальное государство, первым покорившее Космос. Они умели создавать и защищать созданное! Немца раздраконили в пух и прах! Всю Европу прошёл он с засученными рукавами за один месяц, и рылом в снег положили его такие, как Матвей Захарович. Простые мужики и парни из деревень и городов, от сохи и станка. Своё государство они защищали! Свою Родину! Свой народ — стариков, женщин, детей! В том была их сила! Это придавало им мужества! Слава им всем!

Не всем удалось выжить и вернуться в отчий дом, многие остались лежать в чужих краях, но мы всех их помним и благодарим за беспримерный подвиг! Сегодня Матвею Захаровичу исполнилось сто лет! Это ещё один его подвиг! Есть в мире, кто живёт и сто двадцать, вот мой совет и просьба Матвею Захаровичу: побить рекорд! Долгих лет вам, дорогой Матвей Захарович! Крепкое здоровье и светлый ум пусть вас не покидают никогда!

Нина с Томкой после поздравления тут же внесли огромный торт, утыканный горящими свечами. Море огня! Глаза деда Матвея выражали крайнюю степень непонимания, что происходит за столом. Все заулыбались, зашумели, загалдели, засуетились.

— Матвей Захарович, дуйте на свечи! — подсказала Томка юбиляру. — Гасите их!

— Чо она говорит? — тихо спросил дед Матвей у соседа-пчеловода.

— Дуть надо на свечи, — ответил сосед. Поразмыслив, добавил: — Так надо.

— Зачем тода их зажигали? — не понимал дед.

— Чтоб обозначить прожитые годы, — ответила Томка, не совсем уверенная в правильности своих слов.

— Столько сгорело понапрасну лет, — подсказал Пётр. Второй тост по старшинству произнёс Алексей Алексеевич.

— Посмотрите, друзья, повнимательней на нашего юбиляра, — обвёл он взлядом всех сидящих. — Он вам никого не напоминает?

Долго все молчали, потом тихий, сомневающийся голос Петра:

— Ален Делон в молодости? Нет? А, тогда Кешу Смоктуновского! Конечно же, нет! Это Витас, вот кто!

— Был такой композитор, — не глянув даже в сторону Петра, продолжил Алексей Алексеевич.

— Точно! — перебил его Пётр. — Пётр Ильич Чайковский!

— Стравинский Игорь Фёдорович! Такой же одухотворённый образ. Такой же высокий чистый лоб. Подтянутость, обозначающая превосходство пищи духа над пищей живота, — сказав это, Алексей Алексеевич многозначительно посмотрел на Петра.

— Ково он говорит? — наклонился дед Матвей к Петру, прося у него разъяснений.

— Говорит, чем меньше ешь, тем умнее будешь, — тут же перевёл слова оратора Пётр.

— Это как? — не понимал дед Матвей. — Мужики наши завсегда хорошо ели и дураками не были.

— А если бы меньше ели, то за палочки трудодней не работали бы.

— Обратно не понял, — в растерянности смотрел дед Матвей на спасителя своего в образе Петра. — Голодным-то много не наработашь.

— Вот в этом и весь секрет: хочешь заставить работать — накорми сначала работника!

— Тако ране и было! — обрадовавшись озарению, согласился дед Матвей.

Когда уже пили чай с тортом, к воротам подкатила машина, постучали в калитку. Встречать вышел Сергей. Стояли глава администрации района Чуланов и военком, майор Вялый. В руках Вялого полиэтиленовый пакет.

— Вокин Матвей Захарович у вас? — спросил Вялый, поздоровавшись.

— У нас, где ещё ему быть, — ответил Сергей и предложил пройти в дом.

Глядя на деда Матвея в светлом костюме и с бабочкой на шее, не могли поверить в увиденное. Они даже попытались найти кого-то другого среди присутствующих, более подходящего на роль столетнего крестьянина, но таковых не было. Помог Сергей.

— Вот наш герой дня, — показал он на деда Матвея.

— Столетия, — поправил Пётр.

— Это… Матвей Захарович… — начал глава администрации, не понимая, как ему обращаться к человеку в бабочке. Он знал, что юбиляр обыкновенный колхозник, тут же не понятно кто. Может, ошиблись его подчинённые, и юбиляр не колхозник, а учитель или врач, на худой конец — какой-нибудь библиотекарь? — мы от всего района поздравляем вас с таким прекрасным юбилеем! Лет за сто расти вам без старости! — Чуланов протянул руку и взял пакет у военкома. — Вот тут вам подарки. А медаль вручит военком…

— Дык… — прижмурился дед Матвей, принимая пакет, — медали мне все, катца, за войну отдали?

— Это в счёт будущей, — резюмировал Пётр. — Кто с медалями, тот будет в первых