— Не понял! Он что, с Иоганном накоротке?!

— Да бог его знает! Но, как я понял, знакомство давнее. Остановился он, однако, не у фон Касселя, а в «Шафране». Я расспрошу Гертруду. В самом деле, чего это его сюда занесло?

Есаул, слушая брата, думал: «После откровения Стаса я даже намёком не помянул фамилию Зыха в разговоре с Корфом, ждал и не дождался. Должно быть, ему эта фамилия не интересна, не то что мне. Почему он здесь? Может, в паре с Домницким? Но ждать я не могу — надо помешать его встрече с братом. За чем бы он сюда ни прибыл, он наверняка выйдет на Стаса. Надо его предупредить. Да и Стаса тоже. Однако каламбур!» — усмехнувшись, успел подумать есаул, прежде чем вдогонку за Александром упасть в сон.

Зорич, поглядывая по сторонам, вышагивал по потёртому ворсу красной с жёлтыми полосами дорожки длинного коридора следом за бойким, лет десяти парнишкой в красной шёлковой косоворотке, подпоясанной жёлтым поясом со свисающими кистями, и бархатных синих шароварах, заправленных внапуск в лакированные сапожки. Ладный, с напомаженными тёмно-русыми волосами в косой пробор. Подошёл к двери с висящей сбоку картиной на тему «Взятие Шипки» в раме из папье-маше, для пущего эффекта украшенной по углам виноградными листьями, и проговорил баском:

— Здесь, ваша милость.

Повернулся, зажав в кулаке монету, довольный, застучал подковками вниз по лестнице. Зорич, толкнув дверь, вошёл в комнату. Кисейную портьеру надул пузырём сквозняк от настежь распахнутой балконной двери за спиной сидящего за столом человека. Да, нет сомнений, точно — «белый таракан, альбинос с красными глазами».

— Пан, кто вы такой? Что вам угодно?

Зорич шагнул к столу, коротко произнёс:

— Зых?

Почувствовав неладное, тот, резко отодвинув ногою стул, встал.

Корф, сидя за столом, разглядывал листок бумаги и, сдвинув брови, шевелил губами, вошедшему Евгению Ивановичу, показав пальцем на стул, сказал:

— Нет, ты послушай только: «На тот вопрос, быть иль не быть, любой ответ твой будет ложным, и как, бедняга, ни крутись, на корм червям пойдёшь, исполнив волю божью!» Какова, а?!

— Чей опус, Исидор Игнатьевич?

— Скажу — не поверишь!

— Ну да, — усмехнулся Зорич. — Давай! Пашка, что ли?

— Если бы он, да нет! Светлана Васильевна!

— Да ладно! — закатился есаул. — Что это на неё нашло? В пииты записалась?!

Отсмеявшись, Евгений Иванович сказал, сожалея:

— Будут у тебя теперь, друг мой, проблемы всякие. Поэты-то — они ведь, как совы, ночами не спят, сидят в постели, поджав ноги, подняв глаза к потолку, и, кусая ногти, думают и думают до утренних петухов, как упыри: быть или не быть? Будешь недосыпать теперь, Исидор Игнатьевич! Раз уж «это» на Светлану Васильевну нашло — это надолго.

— Типун тебе на язык! — огрызнулся Корф и закрыл тему словами: — Поехали в «Шафран» — убийство. Эксперты там уже. И Колокольцева тоже.

Откашлявшись, прикрыв лицо рукой, Зорич сказал глухо:

— Да ладно тебе, Исидор Игнатьевич, это уже не смешно.

Человек лежал у куста разросшегося жасмина, примяв часть ветвей своим телом. Полицейский показал пальцем наверх:

— Вот с того балкона, ваше благородие!

Хозяина нашли в комнате первого этажа, пропитанной запахами кухни. Высокий, худой, с озабоченным, жёлтым, нездоровым лицом. Усадив вошедших на видавший лучшие дни диван, протянул Корфу в зелёной обложке мещанский паспорт.

— Синюков Евграф Иваныч. Неделю прожил у меня. Проблем не было. Днями не бывал, как правило. Нашли утром. Пришла убирать номер прислуга и увидела его с балкона. Никто ничего не слышал — и на тебе.

Корф встал, положил паспорт в карман.

— Пойдём, Евгений Иванович. Глянем.

В вестибюле Зорич нос к носу столкнулся с тем пареньком, но тот его в форме не узнал сначала, а узнав, заулыбался. «Вспомнил, должно быть, чаевые, — вздохнул Зорич, успокоенный. — Ну и слава богу, а то ведь мог и на меня подумать». Эксперты коротко доложили Корфу:

— Вещи на месте.

Положили на стол перед ним пухлое портмоне и записную книжку в потёртой кожаной обложке.

— В городе, должно быть, по делам. Здесь полно местных адресов.

— А ещё, — вставила тонким голоском Колокольцева, — там много записей по-польски и адреса. Петербург, Москва, Варшава, Краков, Вильна. Мне кажется, Исидор Игнатьевич, из тех мест он. Много мелких вещей польских. Я бывала в Польше, я знаю.

— Ну-ну, — подытожил Исидор Игнатьевич. — Молодчина, да и только! — и потряс за плечо, довольную. — А что труп?

— Следов насилия нет, похоже, сам вывалился, — пожав плечами, заключил старший.

— Ну и ладно, — протянул Корф, пожевав губами. — Пойдём, Евгений Иванович. Дело ясное.

Обратно ехали молча. Зорич ждал. И дождался.

— И всё-таки проверить его надо по картотеке. Чем-то всё это мне не нравится.

Чем он ему не понравился, Евгений Иванович узнал от Корфа на следующей неделе:

— Это, дорогой друг, Зых Бронислав Людвигович. Какого хрена он осчастливил своим посещением наш славный город таким образом — ума не приложу. Чист, как стёклышко. Нигде не значится, ничто за ним не числится. Торговец. Магазины в столице и один в Варшаве. Занимается мехами. Знаком с местными воротилами. Для кого ему был нужен этот паспорт? Никак не объяснить. Какая-то шутка дурацкая. В городе его многие знают, не пойму, зачем ему это. Дурь какая-то.

Корф замолчал. Подумав, проговорил:

— Или, или, или…

И, задумчиво постучав себя пальцем по лбу, прекратив хождение по диагонали из угла в угол, сел на диван рядом с Зоричем, посмотрел на него, сделал удивлённое лицо и развёл руки в стороны. Посидел, потом резко встал и продолжил хождение. Есаул смотрел на него, не удивляясь, знал — копает. Исидор Игнатьевич, остановившись, перевёл взгляд на смотревшего на него в ожидании Зорича и заговорил:

— Эта его новая личина — не для его местных знакомцев, это ясно. Он хочет сыграть с кем-то в дурака. Прочитай, Евгений Иванович. — Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и