Значит, конфедераты и Домницкий. Он прибыл, чтобы ускорить дело с отправкой золота. Но что значат его контакты с Дианой? Неужели она сообщница? Вполне возможно. Она очень деятельная и отчаянная. Уж я-то это знаю. Значит, так, поляки обнаружили потерю, перепрятали золото и устроили засаду. Это всё, — уверил себя Евгений Иванович, — факт. Они подозревали либо Жлуктова, либо, — поморщился есаул, — моих людей и меня. Дело решили закончить полюбовно — пальбой в небеса, не поднимая большого шума с кровопролитием. Они уверены, и у них есть основания так думать после того, как они, может быть, обнаружили пропажу, что или я, или Жлуктов преследуем не державные, а свои интересы. Это уж точно. Пока так оно, наверное, и есть, а дальше посмотрим».

Размышления есаула прервал заскучавший Кисмет, укусив за морду навалившуюся на него, задремавшую кобылу Корфа. Тот, сочно выразившись, потянул за повод и отъехал в сторону. Зорич, засмеявшись, потрепал Кисмета за холку.

Показались домишки городского предместья. Казаки подтянулись, выровняв строй. «Значит, так, — прикинул Евгений Иванович, — надо спешить. Пусть Фрол Иванович через Ядвигу узнает владельцев першеронов. Узнает — тогда начнём поиск. Подключать Корфа или всё взять на себя — надо подумать. Раз в деле замешана графиня, надо спешить».

Но планы пришлось менять: в городе начались беспорядки. Неделя сразу с понедельника началась скверно, обозначив задел неприятностям в будущем. Начало было положено бедой, случившейся на судоремонтном заводе Митрофанова, где поставленная на ремонт рыболовная шхуна завалилась на бок, придавив бортом двух человек. После минутного замешательства и суматохи несколько человек, схватив топоры, стали лихорадочно рубить доски борта и переборки, стремясь пробиться к пострадавшим.

Шкипер шхуны, он же хозяин, дюжий скандинав, кинулся оттаскивать их, крича на ломаном русском, что им уже не помочь. Среди рабочих оказался брат придавленного. Что-то кричал неразборчивое в рубаху осатаневшего шкипера, а тот в ответ наградил его оплеухой, что сразу уменьшило число активных участников трагического события на какое-то время. На помощь пострадавшему с криком «Наших бьют!» кинулись друзья-товарищи и даже с соседних, через дырки в заборах, предприятий — обувной фабрики и маслодельного завода — искренне сочувствующие. Засучили рукава и любители потасовок — друзья-рыбаки шкипера. И закипело.

С проходной, раздувая щёки, со свистулькой во рту, не понявший ещё, что к чему, на шум выскочил с заспанной физиономией дежурный полицейский. Но присутствие его в апофеозе события оказалось недолгим. Исторгнутый из толпы борцов за правду-матку, потеряв затоптанный сапогами свисток, он кинулся в заводоуправление за помощью. Тем временем потасовка во дворе приняла трагический характер. С улицы к толпе зевак за заводской проходной присоединились, на беду, спешащие куда-то по поручению двое казаков верхами. Подзадориваемые доброхотами, они въехали в толпу дерущихся, щедро одаривая плетьми. Увлечённые потасовкой, выстрел слышали не все. Казак, схватившись за плечо, лёг на шею лошади. Ещё не все поняли, что произошло, как вдруг, разогнав зевак, ворвалась группа верховых. Бородатый урядник, сразу оценивший ситуацию, перекрыл лазы в заборах и согнал участников драки в угол двора. Приехавший с Корфом Семён Иванович, опросив слышавших выстрел, отправился к единственному цеху фабрики Алиева. Представившись, он в сопровождении мастера, напуганного толстяка, обошёл несколько комнат с окнами, откуда могли стрелять в направлении верфи, и чердак. И ничего. Пострадавших извлекли, вырубив из борта судна, с переломами и доставили в больницу. Их защитила лежащая рядом стопка досок. Драку определили как бытовую. Без этнографического и политического подтекста. Ранение казака оказалось лёгким. Возбудили дело следственное. На том на сегодня всё и закончилось.

На следующий день, утром, начальник управления собрал руководителей отделов для анализа текущей ситуации. Так сказал он и прихлопнул ладонью стол для убедительности. В провонявшей дымом комнате хоть топор вешай, подумал есаул. И когда он успел, ночевал, что ли, здесь? То же, должно быть, подумал и Жлуктов. Едва усевшись, он вскочил, прихрамывая, и с треском распахнул створки окна за спиной Загоскина. Корф онемел от неожиданности. Семён Иванович, прикрыв рукою лицо, втянул голову в плечи.

«Что-то сейчас будет», — апатично подумал есаул о выходке Жлуктова, зная взрывной характер Загоскина. Но тот, к удивлению всех, лишь рассеянно пробормотал:

— Прошу извинить меня, господа! Благодарю вас, Владимир Андреевич!

Корф и Зорич переглянулись: «Что это с ним?» — подумали оба. Гадать не пришлось. Загоскин, схватив пару листов, потряс ими над столом:

— Вот, господа, полюбуйтесь! Депеша из Петербурга! Здесь — всё! И пропавшее золото, и грабежи на приисках, и банда Астафьева, и взрыв в гостинице! И даже прямой намёк на связь экспроприаций в городах России с событиями в нашем городе! Как вам это нравится, господа? Слава богу, сенатор не подтвердил присутствие конфедератов здесь, у нас, а это уже не простая уголовщина.

— Не спеши, дорогой, — пробормотал есаул, — всё ещё будет.

— Вы что-то сказали, Евгений Иванович? — насторожился Загоскин.

— Нет, — потряс головой есаул. — Я о другом.

— Уточните, о чём именно.

Есаул договорить не успел. В густом воздухе, напоённом ароматом цветущих лип, тихо прошелестев, в открытое окно впорхнули, хлопнув один за другим, отголоски двух взрывов и трескучей вязью частые, один за другим, винтовочные выстрелы. Все онемели, переглядываясь. Загоскин истерично захихикал, а потом, вскочив, ткнул рукой в сторону окна:

— Все — туда, разобраться, что это!

На квадратной, обсаженной по периметру вековыми тополями булыжной площади на пересечении Воронцовской и Екатерининской улиц собралась толпа. Перед подъехавшими казаками она молча расступилась.

Привалившись спиной к театральной тумбе, на мостовой полулежал человек во флотском бушлате и бескозырке, в горчичного цвета галифе и сапогах со шпорами. Взъерошив рыжие усишки, он злобно шипел на стоявшую перед ним на коленях молоденькую медработницу с ножницами в руке.

— Не тронь, тебе говорю! Не видишь, вещь совсем новая!

— Но а как же я, дяденька?!

— Бинтуй поверх, опосля разберёмся!

В самом деле, усмехнулся Зорич, штанишки-то знатные! Второй лежал лицом вниз чуть поодаль, чередуя отборную матерщину со стенаниями. К Исидору Игнатьевичу подошёл, поддерживая рукой в белой перчатке шашку на боку, знакомый Корфу полицейский чин.

— Это, — предупреждая вопрос Корфа, пояснил, — наверное, анархист Антона Белого. А с ними, — он ткнул рукой в сторону запряжённой тощей лошадёнкой брички, на которой один сидел согнувшись, положив лохматую голову на колени, а второй, совсем мальчишка, смотрел не