счету зависели от согласия ассамблей на любое превышение уже согласованных расходов. Депутаты как представители народа обычно с подозрением относились к «благим» предложениям, например относительно помощи обездоленным иммигрантам, что грозило растратой небольших фондов, которые находились в их ведении. Обычно ассигнования выделялись на строительство местных дорог и мостов и на содержание школ, с другими посягательствами на общественный кошелек депутаты расправлялись очень быстро. Поэтому наиболее мудрые губернаторы признавали ограниченность своей власти и действовали в соответствии с пожеланиями местной общественности, влияя на нее и направляя, но редко когда диктуя ей что-либо. Те, кто пытался действовать иначе, часто ссорились с ассамблеей и сталкивались с протестами, имея мало способов действия.

Некоторые губернаторы оказали значительное влияние на развитие своих колоний. Наглядной иллюстрацией этому был энергичный, творчески мысливший Джон Грейвз Симко — первый лейтенант-губернатор Верхней Канады. Он стремился сделать эту новорожденную колонию образцом эффективного британского управления. Хотя большие суммы, которые казались ему необходимыми для реализации своего плана — на финансирование развития, на обеспечение образования «для высших классов», на содержание Англиканской церкви, — в колонии так и не появились, Симко заложил там прочные основы консерватизма и лояльности среди населения. Он понимал заботы простых поселенцев и стремился удовлетворить их потребности, создав эффективную систему земельных пожалований. Увлекшись идеей формирования в этой глуши иерархического общества, Симко сделал большие земельные наделы доступными для именитых людей, а также для всех, кто способствовал бы заселению и исполнял роль местных джентри. И хотя не многие следовали такому плану, именно они и стали ядром колониальной элиты. Разработав «шахматный план» («Chequered Plan») земельного межевания, согласно которому стандартный тауншип[199] имел стороны 15 на 20 км (9 на 12 миль), разбивался на 14 рядов, в каждом из которых находилось по 24 участка площадью по 200 акров и резервировалось две седьмых от общего числа наделов, разбросанных по тауншипу, для обеспечения нужд церкви и государства, Симко придал ландшафту основные геометрические характеристики. Действуя по смелому плану развития колонии, по которому Лондон, расположенный на реке Темзе в Верхней Канаде, должен был стать постоянной столицей колонии, а военные дороги, проложенные оттуда до Йорка и от Йорка до озера Симко, должны были стать основными сухопутными транспортными путями, он проложил маршрут для заселения колонии.

С течением времени баланс сил в колониальных администрациях менялся. В XVIII в. недостаток контроля, отсутствие быстрой связи, малочисленность колониальных обществ и возможности протекции, развивавшейся вместе с ростом новых колоний, позволяли многим губернаторам играть более значительную роль, чем их преемникам в XIX в. В новом столетии сужались полномочия исполнительной власти при усилении власти выборных ассамблей и росте эффективности английского Министерства колоний. Разумеется, темпы перемен в разных колониях были разными. В конце XVIII в. в Новой Шотландии американские лоялисты[200] успешно отстояли исключительное право выборной ассамблеи предлагать финансовые законопроекты. В обеих Канадах, напротив, Конституционный акт 1791 г., установивший разделение колонии на верхнюю и нижнюю провинции, предоставлял губернатору и назначаемому им Совету контроль над теми существенными доходами, которые приносили земельные резервы британской Короны. Обладая подобной фискальной независимостью, губернаторы могли проводить непопулярную политику, обращая мало внимания на оппозицию в ассамблеях.

Такая ситуация вела к негодованию и конфронтации, особенно в Нижней Канаде, где британский губернатор и преимущественно англоговорящий Совет успешно игнорировали ассамблею, в которой доминировали депутаты французского происхождения. Когда в 1831 г. контроль над всеми местными доходами окончательно перешел в руки канадских ассамблей, враждебность и отсутствие сотрудничества между избираемыми и назначаемыми ветвями власти привели к целой череде последовавших друг за другом кризисов. Несмотря на все попытки их урегулирования, политическая обстановка сохраняла напряженность.

В 1837 г. в Нижней и Верхней Канадах поднялись восстания. Их непосредственные причины были вполне ясны. В Нижней Канаде мятеж был вызван отказом британского правительства изменить структуру колониального управления, а также принятым вопреки пожеланиям ассамблеи решением позволить губернатору использовать доходы провинции без согласия ассамблеи. Причиной волнений в Верхней Канаде стала слишком активная роль, которую лейтенант-губернатор сэр Фрэнсис Бонд Хед сыграл на выборах в ассамблею, способствуя победе консервативного большинства. Но корни недовольства лежали глубже. По мере роста населения в обеих Канадах, усложнения его социальной структуры и увеличения доходов провинций старая система управления все менее и менее соответствовала своим задачам. В Верхней Канаде, где новые иммигранты преимущественно являлись выходцами из семей скромного достатка, придерживались евангелических религиозных убеждений и стали постоянно растущей частью населения, недовольство было вызвано сохранением одной седьмой части земель колонии (фонд церковных земель — The Cleargy Reserve) в интересах Англиканской церкви, а также богатством и могуществом «Семейного союза» («Family Compact») — маленькой группы чиновников, тесно связанных семейными узами, покровительством и консервативными политическими взглядами, доминировавшей в системе управления провинцией в 1820-1830-х гг.

В Нижней Канаде ситуация была намного сложнее. Английская и канадская партии сложились в местной ассамблее в начале XIX в., но само общество здесь не было строго разделено по языковому принципу вплоть до 1809–1810 гг. Тогдашний импульсивный губернатор сэр Джеймс Генри Крейг положил начало событиям, которые привели к конфронтации французов и англичан в провинции. Ошибочно отождествив устремления франкоканадцев с наполеоновскими и видя в них угрозу английским властям, он заключил в тюрьму без суда лидеров Канадской партии (Parti Canadien), дважды распускал ассамблею и попытался закрыть газету «Ле Канадьен» («Le Canadien»), которая была основана за четыре года до этого для защиты интересов канадцев французского происхождения.

За второе и третье десятилетия XIX в. иммиграция и экономическое развитие изменили облик общества в Нижней Канаде, сделав еще более глубоким раскол между французами и англичанами. «В городах, — писал в 1831 г. француз Алексис де Токвиль[201], посетивший Канаду во время своей поездки в США, — англичане выставляют напоказ свои огромные состояния. Канадцы обладают гораздо более скромным достатком, отсюда зависть и мелкое раздражение…» Даже в сельской местности многие ощущали, что «английская раса <…> угрожающим образом разрасталась вокруг них (франкоканадцев. — Ред.) <…> [и] что в конечном счете они <…> [будут] поглощены». Под лозунгом «Наша религия, наш язык и наши законы» газета «Ле Канадьен» продолжала будить националистические чувства. «Все, что только могло воспламенять народный гнев против англичан, — от больших проблем до ничтожных мелочей, — затрагивается в этой газете», — сообщал А. де Токвиль. Предложение объединить обе Канады, активно выдвигавшееся в 1822 г. колониальными чиновниками и английскими коммерсантами, только усилило опасения франкоканадцев быть полностью окруженными англичанами. Для Луи-Жозефа Папино — превосходного оратора из Канадской партии, возглавлявшего сопротивление идее слияния, — Нижняя Канада представлялась самобытной территорией, которую важно было сохранить как французский и католический родной дом для абитанов.

С того момента, когда в 1826 г. Канадская