Шрифт:
Закладка:
Но вдруг возле одного из подъездов собака снова напала на след. Уже через несколько минут обезумевший от горя отец смотрел в лицо человека, способного ответить на нещадно терзающий его вопрос.
– Где моя дочь?! – закричал Петр, узнав в нем охранника из интерната. Внезапной вспышкой в памяти возник их последний разговор по телефону, когда охранник твердил, повторяя раз за разом одни и те же слова: «У вас нет дочери».
Один из полицейских склонился над подозреваемым, почему-то лежащим на полу, и надел на него наручники.
«Вадим Бранимирович! Вот кто виноват в моей забывчивости!» – Петр ощутил озноб, заподозрив, что этот простой, не вполне здоровый с виду человек мог обладать гипнотическими способностями.
– Странный вопрос! – невозмутимо ответил охранник Петру и обратился к одному из полицейских, безошибочно выбрав старшего по званию. – Петр Санталайнен забрал свою дочь из интерната два дня назад. Я сам его видел. Мы вместе вышли из здания в тот день. У меня как раз начался отпуск, и я направлялся сюда, в Нумги.
– Служебный пес шел по следу девочки и привел нас к этой квартире, – ответил полицейский и бросил подозрительный взгляд на Петра.
– Ваш пес ошибся! – уверенно заявил осмелевший Вадим Бранимирович и обвел взглядом столпившихся вокруг полицейских. – Разве вы не видите, что этот человек сошел с ума? Лучше спросите у него, что он сделал со своей дочерью! – добавил он требовательно, и Петр с ужасом понял, что полицейские готовы поверить охраннику.
А Вадим Бранимирович продолжал наседать:
– Я двадцать лет отвечаю за безопасность детей и за это время видел немало чокнутых папаш, требующих от меня вернуть им ребенка, которого они сами же куда-то дели и забыли об этом! А может, не забыли, а убили и решили все свалить на интернат?! А?! – Он бешено вращал глазами, не сводя тяжелого взгляда с полицейских. Те молчали, все чаще косо поглядывая на Петра, и эти взгляды не предвещали ничего хорошего.
Петр отчаянно боролся с собственным мозгом, который начал выдавать ему жуткие мысли о том, что он действительно сам забрал Тильду, а теперь не может вспомнить, где оставил ее.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но внезапно у старшего опергруппы затрещала рация, и голос, вырвавшийся из динамика, произнес:
– Мы нашли провал в земле рядом с кладбищем. Птицы вылетают прямо оттуда. Там могут быть люди, вниз спущена веревка, но она короткая. Мы пока не спускались, глубина слишком большая. Вызвали спасателей, ждем.
– Мы идем к вам! – ответил старший и обратился к подчиненным: – Поднимите подозреваемого, он пойдет с нами. Потом будем с ним разбираться! Кто-нибудь осмотрел помещение?
– Да тут и осматривать нечего – одна комната и санузел! Везде пусто, – ответили ему.
– А это что еще за фолиант? – Старший опергруппы взял со стола книгу, полистал и, фыркнув, спросил у охранника: – Дневник ведешь, что ли? Ладно, почитаем на досуге. – Не получив ответа, он засунул книгу в карман и скомандовал: – Все на выход!
На лестничной площадке служебный пес вдруг начал скулить и озираться, но полицейские уже волокли задержанного вниз по лестнице, и кроме Петра этого больше никто не заметил. А Петр решил, что собака, возможно, почуяла какое-то животное, спрятавшееся в одной из соседних квартир, например, кошку или крысу, и не придал этому значения. К тому же его разрывали противоречивые чувства, касающиеся задержания охранника: то Петру хотелось наброситься на него и выпытать, где тот прячет его дочь, то вдруг гнев утихал, сменяясь уверенностью в том, что Вадим Бранимирович ни в чем не виноват. Судя по растерянному виду полицейских, их мучили такие же сомнения. Заметив их колебания, охранник начал кричать, требуя, чтобы с него сняли наручники и надели их на преступника, то есть на Петра.
Командующий опергруппой остановил своих людей на окраине поселка и подошел к задержанному, бряцая ключами, зажатыми в руке. Некоторое время полицейский и охранник буравили друг друга взглядом в немой борьбе, и, в конце концов, в звенящей тишине раздался металлический щелчок отомкнувшегося замка наручников.
Вадим Бранимирович сбросил с себя оковы, попятился, а потом повернулся ко всем спиной и быстрым шагом направился к берегу, где стоял служебный катер.
– Пора бы уже объяснить нам, зачем ты устроил весь этот спектакль! – произнес кто-то из полицейских, обращаясь к Петру. Казалось, намерение охранника воспользоваться катером их совершенно не беспокоило и все свое внимание они переключили на нового подозреваемого.
– Исчезновение дочери – это не спектакль! – угрюмо отозвался Петр, приготовившись к тому, что будет задержан.
– Вот именно! – Старший смерил его убийственным взглядом. – Придется тебе выложить все свои секреты! Ну, признавайся, какой у тебя был мотив?
– К чему вы клоните?! С ума сошли?! У меня горе, дочь пропала, а вы говорите какие-то мерзости!
– Не строй из себя страдальца! – Полицейский нагнулся, поднял с земли наручники и начал наступать на Петра. – Я за годы службы на такие мерзости насмотрелся, что давно уже ничему не удивляюсь!
– Да опомнитесь! Зачем бы я тогда сам заявлял об исчезновении?! – воскликнул Петр, но жалкая попытка вразумить полицейских не удалась.
– Хитрый ход, ничего не скажешь! – усмехнулся старший, сплевывая под ноги с брезгливой гримасой. – Хитрый, да не новый! Бывали и до тебя хитрецы, которые точно так же следы заметали.
Полицейские окружили Петра. Их лица, искаженные ненавистью, красноречиво говорили о том, что стоит ему сделать хоть одно резкое движение, и до первого следственного протокола он не доживет. Однако допроса – допроса с пристрастием, как принято называть выбивание нужных показаний, – ему в любом случае не избежать, и начнется он, похоже, уже в следующий миг.
Но внезапно треск рации притормозил стремительно набирающий обороты ход событий. Из недр черной коробки вырвался возбужденный мужской голос:
– Эй, как слышите? Мы нашли Тильду и еще пятерых подростков! Живых! Внизу целая куча трупов – и взрослых, и детских. Вы где там? Скоро?
Растолкав остолбеневших полицейских, Петр сорвался с места и помчался в сторону прибрежного возвышения, стремясь как можно скорее увидеть дочь, но внезапно прозвучавший с другой стороны берега дикий вопль заставил его повернуться.
Рядом с катером, неподвижно стоявшим у самой кромки воды, сидел, привалившись спиной