– Август – астры,Август – звёзды,Август – гроздиВинограда и рябиныРжавой – август!Полновесным, благосклоннымЯблоком своим имперским,Как дитя, играешь, август.Как ладонью, гладишь сердцеИменем своим имперским:Август!… (с)

Вновь зазвучала музыка, замельтешили пестрые наряды танцовщиц, зашумели гости, но мне показалось, что Фурий нахмурился. Остекленевшими глазами он поглядывал на чавкающих, икающих и едва ли не похрюкивающих подданных, среди которых лишь несколько человек еще держались с достоинством, а потом наклонился к моему плечу:

– Играешь… Ты верно сказала, Валия, твои слова всегда попадают в цель и смертельно ранят, как парфянские стрелы. Но роль кровавого шута мне давно надоела. Моя истинная стихия – трагедия, и как же наскучило ее писать, я хочу стать главным героем настоящей драмы. Вот в чем моя заветная мечта.

Посмотри-ка на них, Валия, они все ненавидят меня и ждут лишь подходящего момента для решающего удара, кажется, он скоро настанет. До меня дошли недобрые слухи, скоро конец всему… Но мне хочется обмануть этих трусливых подобострастных ублюдков. Ты согласна? Ты со мной, Валия?

– О чем ты говоришь, государь? Возможно, я тебя не понимаю, прости.

– За всеми придет смерть, но я жажду ее обыграть, слышишь? Она распахнет для меня главные ворота, а я ускользну через потайную лазейку. Хочу и тебя взять с собой.

Он захихикал, потирая измазанные жиром ладошки, как будто в голову его пришла новая гадость. И я должна стать сообщницей на правах невесты. "Ты – мой Гай, я твоя Гайя" – такие сокровенные слова произносит девушка на брачной церемонии, вручая свою жизнь супругу, обещая следовать за ним до конца.

– Прочти мне еще какие-нибудь печальные стихи, Валия. А я пока обдумаю, как нам провести этих скучных свиней, которые могут только жрать, блевать да устраивать заговоры.

Меня охватили самые чудовищные предчувствия. Внезапно стало очевидно, что сегодняшний вечер закончится катастрофой, а вместо алых лепестков пол будет залит кровью. Обернувшись, я заметила бесстрастных на вид преторианцев, стоящих у каждой колонны зала. Один лишь короткий сигнал и верные псы бросятся грызть гостей, что столь прилежно налегают на угощения, вознося хвалы Божественному повелителю.

Мне отчаянно хотелось усмирить очаг ярости, раздувавшийся сейчас в груди Фурия, перевести его мысли на более мирный и сентиментальный лад. Но выбор мой невольно коснулся той самой темы, которая, похоже, давно мучительно томила его.

Не потому ли цезарь жадно прислушивался к каждому слову, слетавшему с моих дрожащих губ… Стихи Роберта Рождественского, написанные спустя много сотен лет после расцвета и упадка Великой римской империи оказались необычайно актуальны в разгар всеобщего веселья:

–Тихо летят паутинные нити.Солнце горит на оконном стекле.Что-то я делал не так, извините:жил я впервые на этой земле.Я ее только теперь ощущаю.К ней припадаю.И ею клянусь…И по-другому прожить обещаю.Если вернусь… Но ведь я не вернусь.

– Божественные строки! Какая пронзительная горечь и глубина. Сродни песням Орфея, спустившегося в Аид за несравненной Эвридикой. Но, скажи мне, Валия, ты считаешь возвращение и впрямь невозможно?

Я устало пожала плечами, чувствуя, как от испарений разгоряченных мужских тел, смешанных с резкими запахами духов начинает кружиться моя бедная голова. Может, изобразить легкий обморок, и тогда меня перенесут в спальню?

Сыта по горло загадочными намеками Фурия и раболепными взглядами его опьяневших гостей, хотя надо признать, тигровые креветки и осьминоги весьма впечатлили. Наш славный повар Писций превзошел самого себя. За всю предыдущую жизнь я не ела столько чудесно приготовленных морепродуктов, как за последний месяц на Палатине. Но хорошенького понемножку, пора и честь знать.

– Мой повелитель, Фурий Германик Август! Прошу великодушно меня простить, ужин был просто великолепен, но мне нездоровится. Позволь удалиться в свои покои.

Со всех сторон раздались разочарованные вздохи и мольбы о том, чтобы «сладкоголосая Валия» задержалась еще немного. Даже обычно настороженный Катон сегодня, похоже, расслабился и вытирая сальные ладони о спутанные кудри услужливого раба, попросил меня остаться.

Но я решительно поднялась с ложа и кончиками пальцев расплескала вокруг себя багряное вино из кубка – подношение незримым божествам, которые всегда рядом.

– Благодарю тебя за все твои милости, Божественный цезарь! Ты спросил о возвращении? Позволь ответить тебе стихами замечательного поэта, который однажды лишил себя жизни, не найдя в комнате стило и бумагу, чтобы записать новые строки, неистово рвущиеся из груди. Хотя по другой версии его просто убили те, кто был недоволен размахом крыла его Музы – потомкам остается только гадать.

Выслушав предварительные аплодисменты и вглядываясь в разом окаменевшее лицо Фурия, я проникновенно обратилась к нему:

–До свиданья, друг мой, до свиданья,Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОзначает встречу впереди.До свиданья! Ни руки, ни слова,Не печалься и не хмурь бровей,В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей.

Музыка смолкла, гости бурно перешептывались, на все лады одобряя выбор императора и множество моих прекрасных качеств, столь необходимых для будущей Августы. С такими просвещенными и красноречивыми правителями, как мы, Риму сулили начало новой эпохи.

Но странное выражение прищуренных глаз Фурия откровенно пугало. Он жестом отпустил меня отдыхать, а сам обратился к гостям с ответной речью. Правда, она была чересчур коротка.

Глава 43. Выбор

Уже покидая зал, я вздумала обернуться и вдруг заметила, что цезарю тоже помогают подняться с ложа двое коренастых слуг, а гвардейцы выстроились перед резными дверями в почетном карауле.

– Постой, Валия, эту ночь я хочу всецело разделить с тобой. О сладкий бальзам моей души! Ты только что подсказала путь, и мы отправимся по нему вместе, царица! Отведите нас в мою спальню – скорее, пока я не передумал преподнести великий дар моим дорогим гостям. Они будут приятно удивлены утренними новостями. Кат-о-он!

– Я здесь, повелитель!

– Ты отправил солдат в дом Клавдия Пизона? Приказ выполнен?

– Я жду донесений, государь! И сразу же доложу тебе. Отдыхай спокойно, твоя воля будет исполнена.

Разговоры гостей немедленно смолкли, будто по зале пронеслись тени грядущих погромов и казней.

– Хорошо… Пусть никого не щадят… пусть выжгут огнем это гнездо измены… ох…

С ужасом и отвращением я наблюдала, как Фурий поскользнулся на гладком полу и едва не упал, повиснув на крепких руках рабов. Потом его вырвало всем