занимался вчера не было столь же страшно? Их центурии было поручено разграбить дома двух знатных граждан Рима, обвиненных в непочтительном отношении к статуи Божественного Фурия.

Такие задания преторианцам теперь приходилось выполнять часто и кое-кого из друзей Бората это вполне устраивало. Кажется, некоторые гвардейцы даже предвкушали грабеж и насилие, ведь во время погрома всегда можно было здорово пополнить свою мошну, припрятать пару золотых монет или серебряную статуэтку, поразвлечься с перепуганными рабынями.

Поскольку вчерашнее задание было выполнено с блеском, гвардейцы получили внеурочный выходной день, и это особенно радовало Рыжего Марка, который пригласил приятелей отпраздновать свое день рождения в одном из любимых трактиров близ Аппиевой дороги.

Держатель заведения Павел Серенус сам прежде служил в претории, а потому встречал обладателей красных плащей как самых дорогих посетителей. Столы тут же были дополнительно протерты и на них как по волшебству появились блюда с жареной бараниной, копчеными курами, солеными оливками, тушеными овощами и, конечно, кувшинчиками с цекубским и хиосским вином.

Марк Аурелий сегодня щедро платит за всех! Так пусть в его честь звучат хвалебные речи и поднимаются чарки с хмельными напитками. Зачем еще нужно преторианцу его жалованье, как не для того, чтобы славно покутить и порадовать сердце выпивкой, а также женскими ласками?!

– Эй, Серенус! Куда делись все твои веселые девчонки? – орал Марк, пытаясь облапить очередную проворную рабыню. – Мне сегодня прислуживают сплошь недотроги и скромницы. Так дело не пойдет.

– Пусти, господин, я должна принести еще закусок, иначе хозяин станет браниться, – оправдывалась молоденькая черноглазая гречанка, пытаясь выскользнуть из хищных объятий солдата.

Однако поймав одобрительный взгляд держателя заведения, она тут же оставила сопротивление и обняла Марка за шею, стыдливо опустив горячие очи, пока тот страстно целовал завитки ее длинных волос, прилипшие к мягким холмикам груди в низком вырезе просторной серой туники.

Вечер явно надолго запомнится всем его участникам.

– Вина! Еще вина, старый скряга! – орал Гней Публий, старый преторианский волк. – Я знаю, что самое лучшее ты придерживаешь для богачей, но сегодня праздник моего друга Марка. Хвала Геркулесу и нашему доброму императору нам есть чем с тобой расплатиться.

Парочка мужчин в одеждах простых земледельцев громко брякнули своими чашками о замызганную столешницу. Один из них довольно внятно пробурчал:

– Да-да, конечно… Хвала тирану, который упивается нашей кровью, а взамен повышает налоги и разоряет честных тружеников.

Сузив и без того осоловелые от выпивки глаза Гней Публий начал подниматься с лавки, желая как следует проучить дерзкого мужлана. Но к немалому изумлению солдат скудно освещенное, пропахшее дымом нутро таверны начало заполняться возмущенными голосами простых работяг, жавшихся до сей поры по углам и не осмелившихся мешать веселью гвардейцев.

– Вы служите убийце, как озверевшие псы! Фурий – мерзкий паук, готовый сожрать нас живьем, ему нет дела до бедствий народа.

– Он ненавидит честных граждан, ему по душе только вопли мучеников, которых в цепях бросают в выгребные ямы. Мой брат пострадал за то, что осмелился сказать правду на улице. Кто теперь станет кормить троих его сирот… Наша деревня разорена, а в городе нет работы. Наши женщины вынуждены себя продавать.

– Долой безумца, возомнившего себя сыном Юпитера! Клавдия на трон! Он уважает права квиритов, он даст нам хлеб и вернет былое достоинство.

Марк оттолкнул хорошенькую рабыню и теперь, хрипло крича, взрезал воздух вокруг себя длинным кинжалом:

– Буу-унт! Одумайтесь, уроды, вас всех скоро распнут на придорожных крестах во имя цезаря.

Противником Марка вдруг поднялся высокого роста бородатый смуглый мужчина – владелец мелкой сукновальной мастерской.

– А ты умеешь только распинать ни в чем неповинных сограждан? Иди-ка поработай мотыгой на поле или поскобли кожи, а может, заглянешь ко мне, я как раз приготовил лохань с мочой для отпаривания сенаторской тоги. Она почему-то в кровавых пятнах. Моего патрона Секста Ацилия казнили на днях, а его безутешный сын не смог найти средств даже на приличное погребение, ваши молодцы вынесли все сбережения из дома, а саму усадьбу подожгли. Провалиться в Тартар всей вашей претории!

Борат слушал перебранку с замиранием сердца, разум отказывался принимать неизбежное, – Фурий погубит империю, собираясь на новую войну, когда в самом Риме назревают подобные беспорядки.

Дядя Вескуларий недавно шепотом рассказывал жуткие новости: в Иудее вспыхнул новый мятеж, поставки зерна прекратились, в Египте неурожай пшеницы, раздача бесплатной муки в Риме сократилась вдвое, бедняки мрут как мухи, в Субуре возник очаг заразной болезни, город кипит как смола в котле, толпы негодующих блуждают по улицам, то и дело вспыхивает резня.

Праздник Марка Аурелия оказался испорчен дракой, и неизвестно еще каков был бы ее финал, если бы на помощь гвардейцам не пришло неожиданное подкрепление в виде Квадрантуса и сопровождавшего его физически крепкого раба-эфиопа.

Ремесленники и земледельцы с позором покинули таверну, сплевывая кровавую слюну из разбитых ртов, а помятые преторианцы уже без особого воодушевления поднимали опрокинутые столы, сетуя на разбитые кувшины с дорогими напитками. Но скоро в залу вернулись напуганные побоищем служанки, и помещение огласилось торжествующими воплями победителей.

Борат отвел Квадрантуса в самый дальний угол, чтобы поделиться наболевшим и расспросить о дальнейших планах приятеля.

– Где ты сейчас обитаешь, друг? Я слышал, тебе улыбнулась удача в виде влюбленной матроны еще не слишком преклонных лет.

К его удивлению обычно развязный Квадрантус озадаченно поморщился и пробурчал нечто маловразумительное. А потом достал увесистый кожаный кошель и вернул Борату давний долг.

– Сильвия ко мне слишком добра. Сам не знаю, что нашла во мне хорошего, я ведь ее даже бранил, когда она обливала слезами мои ноги, умоляя согласиться на ее помощь. Она хотела выкупить меня у ланисты, но быть обязанным женщине… Фуй! Ни за что, это не в моих правилах.

А когда меня полудохлого привезли в ее большой дом, Сильвия ухаживала за мной, как за ребенком. Я ей благодарен. Мне даже стыдно, я прежде гнал ее и бывал очень груб. Меня унижала ее привязанность. Казалось, она – благородная женщина находит извращенное удовольствие в ласках гладиатора. И кого она любила до меня? Галла или самнита?

– Может, это не важно. Есть женщины, сродни Солнцу, желающие светить сразу всем.

– Хотелось бы все же установить очередность. Хм… Я почти смирился и даже немного размяк, как кусок сухого навоза в теплой луже.

– Умеешь ты высказаться. Думаю, не такое уж ты дерьмо, если славная женщина тебе благоволит, – вздохнул Борат, ободряюще улыбаясь, хотя в глазах его застыла тоска.

– Так благоволит, что боится выпустить одного из дома! – взбрыкнул Квадрантус, косясь на темнокожего раба, застывшего у стены.

– Говорят, ты будешь зачислен в