вновь обратил внимание научного сообщества на эту проблему. В профессиональном медицинском журнале The Lancet, который издается с 1823 г. по сей день, он опубликовал три статьи, касающиеся потери слуха вследствие сильного шума. Фосброк полагал, что это заболевание требует изучения и регулярных обследований, поскольку глухота рабочих является следствием их деятельности и проявляется постепенно. «Слуховое восприятие пациента искажено. Иногда звук кажется ему чрезмерно громким, затем он теряет способность воспринимать низкие тона»[295]. В 1827 г. к нему на прием пришел молодой человек, который был уже пять лет глух на левое ухо и страдал шумом в ушах (этот несуществующий звук был похож на свист чайника). Фосброк отчаянно пытается понять, что с этим делать. «Увеличенные миндалины способствуют глухоте»[296], – предполагает он – пока неверно. Важно, однако, то, что врачи начали осознавать проблему.

Настоящую поддержку фабричные рабочие получили 50 лет спустя. 3 марта 1886 г. на заседании Королевского философского общества Глазго выступил с докладом шотландский врач-отолог Томас Барр (1846–1916) – и тем самым навеки вписал свое имя в историю борьбы с шумом. В течение нескольких лет он изучал жалобы на нарушения и потерю слуха, в первую очередь у рабочих сталелитейной и металлургической промышленности. Во второй половине XIX в. лицо индустриального Глазго уже определяло машиностроение, производство станков и паровых котлов – а рабочие были никак не защищены от производственного шума. Барр скоро пришел к выводу, что проблемы со слухом наиболее распространены среди котельщиков, занятых на производстве паровых машин. Работа этого шотландского врача считается первым в мире квалифицированным исследованием нарушений слуха.

Во время работы котельщики стояли между двумя огромными, несколько метров в высоту, стальными пластинами. Один из них, находясь внутри будущего котла, вставлял в отверстие заклепку и удерживал ее щипцами, второй прижимал ее сверху, а третий бил по ней кувалдой. Грохот был адский, котел вибрировал. Чтобы смягчить боль, пронзающую уши, многие рабочие затыкали их ватой. Другой защиты от шума не было. Особенно страдали мужчины, которые во время удара находились в котле. Едва ли найдется хоть один рабочий, слух которого не подвергся бы необратимым изменениям, писал Барр в своем знаменитом исследовании.

Звон вибрирующего котла бьет по внутреннему уху «с чудовищной силой», грохот пробирает до нутра и повреждает чувствительные слуховые нервы[297]. Барр обследовал 100 рабочих в возрасте от 17 до 67 лет. Результат: 15 человек почти полностью оглохли, они не слышали даже тиканья часов, прижатых к уху. У всех остальных обнаружились серьезные нарушения слуха. Некоторые из них страдали глубокой тугоухостью[298]. Эти мужчины вынуждены были работать в акустическом аду до 14 часов в день. «Глухота котельщика» (Boilermaker’s Deafness) стала первым официально признанным профессиональным нарушением слуха.

Шум действовал людям на нервы в течение долгих столетий. В XIX в. шли оживленные дискуссии на тему, какой вред он может нанести психическому здоровью человека. Начиная с 1869 г. самой распространенной болезнью индустриальной цивилизации становится неврастения – то, что мы сейчас могли бы назвать выгоранием. В Германской империи и викторианской Англии неврастеничные женщины падали в обморок, а интеллектуалов мучили творческие кризисы. Все больше людей страдали от усталости, нервного истощения, депрессий, головных болей, невралгии и панических атак.

Растущей популярности термина «неврастения» немало способствовал американский невролог Джордж Миллер Бирд (1839–1883). Его статья «Неврастения, или Нервное истощение» (Neurasthenia, or Nervous Exhaustion, 1869) стала поводом для широкой дискуссии на страницах газет и профессиональных журналов, а также темой докладов. «Неврастения, или нервное истощение, может стать причиной проблем с пищеварением, головных болей, мышечного пареза, бессонницы, обмороков, невралгии, ревматической подагры и бесплодия у мужчин, а у женщин – вызвать нарушения менструального цикла»[299], – утверждал Бирд в своей знаменитой статье. Он сообщал, что подвергал своих пациентов воздействию слабого электрического тока – электротерапии, что не одобрили многие его коллеги.

Какую роль в истории этой болезни играет шум, оставалось загадкой. Тогда медики считали причиной жалоб на нервное истощение общую сенсорную перегрузку. Многие люди распознавали у себя симптомы неврастении – и отправлялись к неврологам или психиатрам. Спрос на услуги этих врачей был колоссальным, в конце XIX в. заметно выросло число их клиентов и приемных часов, особенно в больших городах. То, что шум усугубляет нервное расстройство, в медицине считалось азбучной истиной, которую можно было не проверять. Слишком незрелыми были методы измерения и диагностики.

Зигмунд Фрейд (1856–1939) избегал классификации неврастении как отдельного заболевания со своей клинической картиной. Тем не менее она оставалась темой публичных обсуждений даже в XX в., и постепенно главной ее причиной стал считаться именно шум эпохи. «Транспорт, оглушительно грохочущий по булыжным мостовым… путем постоянного сотрясения и раздражения нервной системы оказывает на нее столь же многообразное вредоносное воздействие, которое проникает вглубь до самых ганглиев головного мозга»[300], – высказывались эксперты в 1892 г. «Постоянное возбуждение наших слуховых нервов является главной причиной столь распространенной нынче неврастении», – писал колумнист одной мюнхенской газеты шесть лет спустя. Неврастения оставалась модной болезнью, а ее возбудителем был шум. «Тот, кто хотя бы раз страдал катаром среднего уха, кого день и ночь терзали связанные с этим заболеванием звуки, может себе представить, как раздражают нервы шум и суета современной жизни; они подтачивают крепость нервной системы медленно, но верно»[301], – резюмирует другое мюнхенское издание в 1898 г.

В XIX в. жизнь многих горожан превратилась в сенсорный ад, и улучшения ситуации не предвиделось. Им могли бы помочь только технологии шумоподавления, улучшение условий труда или эффективные законодательные меры. Да, первые осторожные попытки ограничить шум некими нормативными актами уже предпринимались ранее. Однако они оставались половинчатыми, обязательными далеко не для всех, и лишь немногие из них действительно соблюдались. До конца XIX в. в Англии, Франции и Германии власти боролись в первую очередь с транспортным шумом и с нарушением покоя граждан ночью. Грохочущие же фабрики оставались неприкосновенными. Слишком сильно и велико было убеждение в том, что индустриализация меняет жизнь людей к лучшему. При этом закон практически никак не защищал рабочих.

К 1900 г. пределы допустимого были достигнуты. Государство и органы правосудия явно не справлялись со своей задачей. Так продолжаться больше не могло.

XX век. Апокалиптический шум

Битва за тишину

Кажется, звучание XX столетия нам отлично знакомо – и в самом деле, это первое столетие, шум которого оказался по большей части сохранен и сейчас доступен для ознакомления. Число изображений и фонодокументов как никогда велико, так что люди могут составить себе точное представление о звучании тех или иных событий. Лицо эпохи