Шрифт:
Закладка:
С того времени дела Абделаима пошли в гору. Он уже четыре раза был в стране Офир и сказочно обогатился. Да уж больно опасным был путь к неизведанным землям. Поэтому купец решил немного «отдохнуть» — поторговать поближе к родным местам. Плавание в Землю Ашшур должно было принести ему большую прибыль. Благодаря завоеваниям Шаррукина его подданные не жалели денег на предметы роскоши.
Конечно, в Землю Ашшур можно было добираться и по суше. Мимо финикийских селений шла приморская дорога, по которой из долины Приносящей Ил[82] в долины Идигны и Пуратту и обратно шли торговые караваны. Но караванная торговля была далеко небезопасным занятием. Купцы, даже находившиеся под покровительством могущественных царей, всегда рисковали подвергнуться нападению, лишиться своих товаров, а возможно, и жизни. Поэтому Абделаим решил не рисковать и отправился к ашшурам по морю.
Природные условия позволяли ханаенянам сочетать сухопутную торговлю с морской. Им был открыт прямой доступ к Большому морю. В финикийских городах было удобнее всего перегружать разнообразные товары, прибывшие на караванах из внутренних районов Сирии и Месопотамии, на корабли и везти их дальше. Именно оттуда легче всего было вывозить главное богатство Финикии — ливанский кедр.
Прибрежное морское течение в восточной части Большого моря направлялось с запада на восток, а затем вдоль берегов Палестины и Сирии на север. Поэтому из финикийских портов обычно плавали в северном направлении. Однако финикийцы плавали и на юг — в Та-Кемет, а также прямо на запад — к острову Кипр. Благодаря оживленной торговле и союзу с Иудейско-израильским царством финикийцы получили возможность проникать в Тростниковое море[83], а оттуда — в Эритрейское море[84].
Финикийцы получали из Таршиша[85] серебро, железо, олово и свинец; из Эллады и Анатолии — рабов и медные изделия; из страны Синдху[86] и Та-Кемет — слоновую кость и обезьян. Через Северную Сирию туда ввозили шерстяные ткани для окраски пурпуром, полотно и драгоценные камни, из Израиля и Иудеи — продукты сельского хозяйства (пшеницу, мед, оливковое масло и бальзам). Из Сирийской степи арабы пригоняли в Финикию стада овец и коз, а сабейцы с далекого юга привозили благовония, которые купцы-ханаеняне везли дальше на запад, где продавали втридорога.
— Ашшуры не дают возможности торговать ценной древесиной, — продолжил Абделаим. — Кедровые стволы и доски запрещено вывозить за пределы Тира и Сидона. А уж налог на рубку ливанского кедра, предназначенного для продажи, совершенно разорительный. Сборщики податей совсем распоясались!
— Ничто не вечно под луной, — ответил Муттун. — Все мы смертны, и царь ашшуров тоже… — При этих словах его лицо приобрело настолько зловещее выражение, что купец в испуге даже отшатнулся в сторону.
Ему показалось, что перед ним неожиданно появилась огромная змея, готовая к смертоносному броску.
Абделаим сразу заподозрил, что его пассажир — жрец, посланный в Ниневию с тайной миссией. И не просто член жреческой коллегии, а высокопоставленный служитель в храме Мелькарта, о чем свидетельствовала массивная золотая бляха на цепочке с изображением божества, спрятанная под одеждой. (Абделаим заметил этот драгоценный амулет, когда Муттун утром обтирался до пояса холодной водой.) Мало того, Муттун вполне мог быть родственником царя Элулая, так как жрецы высшего посвящения главного тирского божества были царского рода.
Нелюбовь жрецов к ашшурам объяснялась просто. (Собственно говоря, как и многих других остальных жителей Тира.) Финикия постоянно подвергалась нашествиям завоевателей из Земли Ашшур, которые грабили и разоряли покоренные территории, накладывая на местное население тяжелые поборы и повинности. Для упрочения своего господства царь ашшуров Тукульти-апал-Эшарра[87] учредил в северной части Финикии наместничество, избрав для него центром сравнительно незначительный город Симирру. А в крупнейшие финикийские города, такие, как Тир и Сидон, ашшуры назначили специальных сборщиков податей.
Тем не менее финикийским городам-государствам удавалось сохранять внутреннюю независимость, в том числе и местных царей, — там, где они были, — хотя ашшуры старались повсеместно делать правителями своих ставленников. Тир, родина Абделаима, был центром государства, включавшего обширные территории — как на азиатском материке, так и на Кипре. Он даже довлел над Сидоном.
Тир поддерживал тесные дружеские связи с Израилем и Дамасским царством. Союз Тира с Израильским царством был скреплен узами династического брака (израильский царь Ахав был женат на Изевели, дочери тирского царя Этбаала). В конечном итоге самостоятельность Тира, его стремление держаться независимо по отношению к властям ашшуров приобрели вызывающий характер. Царь Элулай даже самовольно совершил поход на Кипр, чтобы усмирить бунтовавший Китион — крупнейший финикийский центр на этом острове.
Поход Элулая побудил наместника ашшуров царевича Шульману-ашареда продемонстрировать беспокойным подданным силу войск Земли Ашшур. Все города Южной Финикии, находившиеся под властью Тира, в том числе и Сидон, приняли сторону ашшуров — не только потому, что опасались расправы, но и по той причине, что, избавившись от тирского «посредничества», рассчитывали приобрести несколько большую самостоятельность. Они предоставили в распоряжение Шульману-ашареда шестьдесят своих военных кораблей и восемь тысяч гребцов для нападения на Тир с моря.
Однако тирянам удалось разгромить значительно больший, чем их собственный, объединенный флот противников (Тир имел лишь двенадцать больших кораблей!). После этой неудачи Шульману-ашаред, став к тому времени уже царем, начал планомерную осаду Тира с суши, изолировав его от источников водоснабжения. Целых пять лет тиряне были вынуждены пользоваться не привозной водой, как обычно, а солоноватой водой из вырытых на острове колодцев. Конечно, воды не хватало, в том числе и дождевой (дожди шли редко), что сильно удручало осажденных. Но Тир мужественно сражался.
Завершил осаду и «умиротворил» Тир царь Шаррукин, свергнувший Шульману-ашареда. Увы, он так и не смог взять Тир приступом, но царь Элулай во избежание больших жертв среди своего народа
