солдаты видели представителей многих племен и народов, поэтому ветерану ничего не стоило определить национальную принадлежность Муттуна. Поэтому ложь могла вызвать у него подозрения. А судя по тому, что старый воин был в легком воинском облачении, к тому же в чине десятника, он до сих пор находился на службе — скорее всего, в городской страже.

— Только что прибыл? — вместо ответа снова спросил ветеран.

— Да… — не стал уклоняться от ответа удивленный жрец. — А откуда это видно?

— Чего проще… — Десятник коротко хохотнул. — Не видно, а слышно. Запах моря неистребим. После долгого пути по воде морская соль въедается в кожу и одеяние, и убрать ее можно, только посетив мыльню и устроив постирушку.

Муттун мысленно выругался. Демон побери его чистоплотность! Жрец привык к утренним водным процедурам, и постоянно обливался забортной водой. Увы, пресная вода в плавании была на вес золота, и использовать ее на бытовые нужды запрещалось под страхом смертной казни.

Конечно, когда судно вошло в устье Идигны, пресной воды было вдоволь (правда, с примесью глины), но нижняя туника, поддетая под жреческое платье, пропиталась солью и имела соответствующий запах. Муттун не стал тащить с собой багаж с разнообразной одеждой, и его скромные пожитки уместились в небольшой сумке, висевшей на плече. Все необходимое он намеревался приобрести в Ниневии.

— Так все же, как пройти?..

Договорить Муттун не успел. Старый солдат хитро сощурился и молвил:

— Это далеко. А с дороги не грех хорошо подкрепиться. Ведь тебе еще топать и топать. И потом, я не думаю, что пассажиров на корабле потчевали свежатинкой. А здесь неподалеку есть харчевня Одноглазого Чору. Еда у него просто превосходная! И недорого. Не угостишь ли служивого чашей доброго вина? А я тебе все наши новости расскажу. Пригодятся, я уверен.

Муттун думал недолго. В словах ветерана таилось зерно истины. Действительно, неплохо иметь представление о жизни в Ниневии, прежде чем встретиться с нужным человеком. Знания лишними никогда не бывают. А насчет питания на судне старый солдат не ошибался. Еда была откровенно скверной. Сухие ячменные хлебцы, изредка чечевичная похлебка, вяленая рыба, лук, скверное пальмовое вино, прокисшее пиво — каш, финики, и раз в неделю солонина, имевшая отвратительный запах.

Правда, иногда жрецу перепадало от щедрот Абдулаима вяленых колбасок (изобретение израильтян) и сладостей, но купец был еще тем выжигой. Он экономил, на чем мог. Поэтому матросы (не говоря уже о рабах-гребцах) к концу плавания напоминали живые пособия по анатомии, которым пользовались храмовые лекари. Поднимаясь вверх по Идигне, у команды судна не было иных разговоров — только о еде. Матросы предвкушали, как в порту завалятся в ближайшую харчевню и набьют животы по самое горло, при этом со сладострастием перечисляя наименования блюд, большей частью мясных. У Муттуна от этой бесконечной болтовни только слюнки текли…

— Веди! — решительно ответил жрец.

Денег у него было вдоволь, и он не боялся сильно потратиться. Да и вино в Земле Ашшур недорогое.

Харчевня Одноглазого Чору — нелепое строение о двух этажах с плоской крышей, располагалось на перекрестке двух улиц. Место было бойким, не преминул отметить Муттун, оказавшись внутри харчевни. Даже в это раннее время заведение Чору не пустовало. Запахи еды, в которых преобладал аромат жареного мяса, так скрутили пустой желудок жреца, что он едва не охнул от боли.

Чору, несомненно, был отставной солдат, судя по его замашкам, выправке и широкой, как луна, одноглазой физиономии, расписанной шрамами. Завидев ветерана, он весело осклабился, показав щербатый рот с изрядно прореженными зубами, и воскликнул:

— Старый бродяга! Приветствую тебя, Варда! Наконец ты появился. А то я же начал думать, что тебя прибрал Нергал.

— Не дождешься! — громыхнул в ответ десятник. — Мы еще повоюем. Мечи на стол все, что у тебя есть вкусного. И вино не забудь! То самое… Не волнуйся, господин платит.

М-да… Муттун хотел возмутиться — он рассчитывал угостить старого солдата лишь вином за его ничтожную услугу — но, здраво помыслив, решил не скупиться. Десятник городской стражи может быть весьма полезным в будущем…

Варда не зря хвалил заведение Одноглазого Чору. Спустя небольшое время лучший стол возле окна, за который усадил их хозяин харчевни, явно предназначенный для уважаемых посетителей, словно по мановению волшебной палочки, украсился расписной керамической посудой, таившей в своих недрах разные вкусности. Запеченный на угольях молодой барашек с острым соусом, жареный гусь с зерновой начинкой, сыр, рыба горячего копчения, фрукты — яблоки и гранаты, сладкие пироги, начиненные финиками, инжиром и орехами, тонкие свежие хлебцы с умопомрачительным запахом… И превосходное вино, не говоря уже о пиве.

Жрец и ветеран набросились на еду с таким рвением, словно они голодали неделю. «Неужто городскую стражу плохо кормят?» — подумал жрец. Однако затем улыбнулся, вспомнив древнюю притчу. Солдата плотно накормили и спрашивают: «Ну что, наелся?» — «Да, благодарю» — «А еще будешь?» — «Конечно!». Походная воинская жизнь редко бывает сытой; в основном приходится существовать впроголодь. Поэтому в случае нечаянного пищевого изобилия все солдаты стараются затолкать в желудок еды побольше — впрок. Похоже, Варда в мирной жизни так и не избавился от своей походной привычки наедаться от пуза…

Но зато ветеран, насытившись, ответил на все вопросы жреца и даже больше, чем Муттун ожидал. Варда был очарован Син-ахха-эрибом. В отличие от отца, царевич был любимцем солдат, разделяя с ними все тяготы походов. Он ел с общего котла, спал возле костра рядом с солдатами, закутавшись в свой старенький воинский плащ, и никогда не посылал их из-за дурацкой прихоти на убой. Син-ахха-эриб ценил солдат, особенно профессионалов, и берег их жизни; конечно, по возможности.

Муттун слушал излияния ветерана и мотал на ус. То, зачем его послали в Землю Ашшур, уже не казалось жрецу верным решением проблемы. Но вернуть все вспять уже не было возможности…