Нуска сорвался с места. Ни о чём уже не думая, выставив перед собой меч, он бросился к эрду. Однако всадники действительно не обратили никакого внимания на лекаря: они всё ещё кружили вокруг Сина, медленно сокращая расстояние и смыкая круг.

И, приблизившись, Нуска смог разобрать не только оглушительное пение, но и тихий шёпот Сина:

– Да прибудет сила в руках праведного правителя. Его руки способны нести благодать, невзирая на сотворённое острым клинком. Если помыслы его были чисты, то и деяния, омытые кровью, должны быть прощены. Для защиты своего народа праведный правитель способен уби…[16]

– Син, кого же ты убил, защищая народ? Тех ли бедняков из лесного племени? Тех ли несчастных хаванских детей, чьи лица были обезображены до такой степени, что родители не узнавали своих чад? Тех ли дарвельцев в Континентальной войне, которые умерли от взрыва твоей дэ?!

Сердце пропустило удар. Руки Нуски не слушались, он попытался нанести сокрушительный удар, собрав на острие скопленную энергию, но порыв ветра повалил его на землю – Нуска покатился и, ударившись о чей-то труп, замер, развалившись в грязи.

Голос из страшных снов, преследовавших лекаря с момента встречи с эрдом. Это был её голос.

Всадники сомкнули ряды. Кружа вокруг Сина, они напевали песню, звучавшую в голове Нуски уже на протяжении часа. Ветер сорвал с их голов ткань – и Нуска громко ахнул.

Три белокурые головки принадлежали детям. Белоснежные волосы и серые глаза выдавали в них чистокровных хаванцев – обнажив оружие, они направляли его на эрда, сужая круг и почти задевая правителя остриями.

А четвёртым всадником была хрупкая девушка, хаванка с длинными белокурыми локонами, длинными лозами рассыпавшимися по плечам и спине.

Тиама.

– Убей, Син, убей! Сотвори это снова – убей хаванских детей, уничтожь их, сотри в пыль! Порадуй свою даму – оставь кость на кости, пусть их родители плачут! Не жалко, Син, ведь они – дарвельцы или лесные! Не жалко, Син, не жалко, защити свой народ, продолжай убивать!

Крик Тиамы почти срывался на радостный смех, а на лицах других всадников застыли улыбки. Шести-семилетние мальчики улыбались, всё ниже опуская свои мечи и копья, почти пронзая ими эрда.

Нуска пытался подняться, но, хватаясь за выжженную траву и камни, полз по земле, царапая живот. Теперь на лекаря давила совсем не энергия эрда, а невыносимая энергия Тиамы, в сравнении с которой дэ Сина была ласковым ветерком.

В этой энергии было всё: ненависть, желание уничтожить, истязать столетиями, преследуя жертву и убивая её снова и снова точными ударами.

– Здесь мы и закончим, Син! Пришло твоё время! Ты ответишь за то, что предал меня, ответишь за всё! И то, что тебе жаль всех погибших… лишь сделает твои последние мгновения ещё мучительнее.

Нуска закричал что было сил. Он почувствовал, как чьи-то руки схватили его сзади. Неизвестно как, но лекарь сумел подняться и вновь взяться за меч, однако теперь его удерживал Минхэ. Схватившись что было мочи за руки лекаря, учитель практически повис на нём, не позволяя сдвинуться с места.

И в эту секунду эрда, чьи доспехи сверкали ярче звёзд, пронзило одновременно четыре клинка. Четыре оружия погрузились в его плоть между пластин, раздирая ткани и разрывая органы.

Син съёжился, медленно сползая вниз. Всё это время он затыкал уши и даже не держал в руках свой меч. Тело расслабилось, повиснув на воткнутых в него мечах и пиках.

– Ох, Высший сурии эрд Син! Как же ты прекрасен в этих одеждах Энлиля! Как же вы… похожи, – продолжала Тиама. Она сломала строй, прервала движение и, сидя верхом на коне, подъехала к эрду ближе, нависая сверху. Её одежды были ослепительно-белы, как кожа, лицо, волосы… И руки, которыми она коснулась лица Сина.

– Да. Именно это выражение я мечтала увидеть на твоём лице все эти годы. Раскайся, Син, раскайся в содеянном. Это ты убил их, каждого из них. И если останешься в живых, то продолжишь убивать по моей воле. Если захочешь сражаться, то тебе придётся убить их. Виноваты ли они, Син? Заслужили ли это? Должны ли они страдать по твоей вине? Не проще ли будет просто… умереть самому, чем взвалить на себя всю вину?

Сильные порывы ветра, создаваемые столкновением энергий Сина и Тиамы, уносили вдаль их слова, заглушали и крики, и топот копыт. Но Нуска всё же смог разобрать ответ эрда:

– Для защиты своего народа праведный правитель способен убить тех, кто угрожает казнью его подданным.

У Сина ещё оставались силы противостоять и сражаться. Нуска откинул Минхэ назад и со звериным рыком бросился вперёд, сметая всё на своём пути: кони бросились врассыпную, строй сломался, а водоворот энергетического хаоса столкнулся и со вспышкой энергии Нуски – произошедший взрыв ослепил всадников.

– Ни за что! Сколько бы вины ни было на плечах Сина – он ни за что не умрёт! Ни по твоей воле, ни по воле духов, Тиама! – выкрикнул Нуска, глядя прямо в лицо хаванке.

И тогда и его лицо, и лицо Тиамы искривила одна и та же усмешка.

Ни один из них не сдастся без боя. Ни один из них не уйдёт, не забрав Сина, живого или мёртвого, с собой.

Глава 69. Дай мне сил не испить…

Могло показаться, что эрд должен скончаться после удара четырёх светлых орудий дэ, но…

– Если бы это могло убить Сина, то он не стал бы эрдом Скидана, – тихо проговорил застывший рядом с Нуской Минхэ и добавил: – Не лезь, Нуска.

Два хаванца, придерживая друг друга за плечи, застыли, наблюдая за разразившимся столкновением.

Всадники смерти должны были обязательно проткнуть сердце Сина, иначе взрывная волна накрыла бы и их, и Тиаму, и половину Дарвеля. От удара в сердце сурии моментально погибает – энергетические потоки, вырываясь из разорванного органа, взрываются изнутри тела смертника, а затем энергия исчезает, сходя на нет.

Но дэ Сина не исчезла – с каждой секундой она становилась только сильнее, Нуска мог бы поклясться в этом, ведь глотал ртом воздух, который стал тяжёлым как вода. Лекарь практически захлёбывался во всё возрастающем буйстве энергии эрда – никогда, никогда в жизни Нуска не чувствовал настолько чудовищного потока дэ. Энергия опустилась на плечи правителя, вызвала ураган, бесконечным чёрным бурным потоком ударив в сами небеса, стремясь расколоть их.

– Что ты делаешь, Син? Хочешь продолжить сражаться?