— Да, я вот что действительно хотел… — как бы извиняясь, сказал Ханнес. — Блокнот. Простой, обыкновенный блокнот.

Фину просьба озадачила. Не потому, что ее трудно было выполнить, просто — всего лишь блокнот…

— А как же голубь? — спросила она.

— Нет, — решительно ответил Ханнес. — Если это домашние голуби, то — нет.

Фина подумала, что, будь здесь дикие птицы, она купила бы их всех. А потом они с сыном на улице сразу бы открыли клетки и выпустили птиц на волю. Фина не сомневалась: Ханнес сам бы предложил сделать так.

— Блокнот, — повторила она его просьбу. — Пойдем, купим самый лучший.

— Самый удобный, — уточнил сын.

— Это одно и то же.

— Верно.

По пути из живого уголка Ханнес увидел идущего навстречу одноклассника.

Это был тот самый одноклассник, который единственный решил не уходить из кабинета, когда в школе объявили учебную тревогу. Учитель сказал детям оставить все на месте, быстро выйти в коридор и построиться. Тот мальчик стал собирать учебник с тетрадкой, но ему не разрешили. Мальчика хотели вывести за руку, а он тогда вцепился в стол и стал кричать. Ханнесу самому было до слез жалко оставлять только-только начатые тетради с новым портфелем — ведь им никто не объяснил, что тревога учебная. Многие из его класса плакали тогда, стоя в коридоре в колонне по двое. Выглядывавшие на этот плач дети постарше смеялись и дразнили их.

Сейчас Ханнес хотел сделать вид, что не узнал одноклассника. Он готовился пройти мимо, но одноклассник, радостно вскинув руки, подскочил к нему.

— Эй, привет! Мне купят щенка! У нас в классе началась военная подготовка, и я лучше всех стреляю, разбираю и собираю автомат!

Чтобы успеть прочесть то, что говорил одноклассник, Ханнес сделал шаг назад.

Шедший рядом с мальчиком отец молча утянул его за руку. Фина посмотрела им вслед, потом повернулась к сыну.

— Учились вместе, а мальчик не помнит, как тебя зовут.

— Он меня никогда по имени не называл, — пожал плечами Ханнес.

— Странно, — сказала Фина, снова оглянувшись. — Еще странно, что он не спросил, как ты.

В центре книжного отдела, где и были блокноты, висел большой плакат Нацлидера. Под ним виднелись следы ценника, который кто-то правильно додумался снять. Продавец, молодая женщина с короткой стрижкой, старалась за прилавком стоять так, чтобы не заслонять собой Нацлидера. Покосившись на плакат, Ханнес повернулся к нему боком.

— Не бойся, он не кусается, — бодро сказала Ханнесу продавец.

— Точно. Съедает целиком, — мрачно отреагировала Фина.

Продавец взглянула на нее исподлобья. Приняв взгляд, Фина ухмыльнулась. Ханнес, который не придал значения сказанному продавцом и не видел ответа матери, попросил коричневый блокнот с полки внизу.

— Могу предложить другой блокнот — с ручкой в комплекте, он по той же цене, — продавец положила его на прилавок.

Фина посмотрела на сына. Тот покачал головой.

— Нет, спасибо, — ответила продавцу Фина.

— Тогда возьмите блокнот с нашим флагом на обложке. Он с ежедневником.

— Нам именно коричневый блокнот, пожалуйста, — не спускала глаз с продавца Фина.

Та наконец вытащила один из коричневых блокнотов, а вместе с ним — блестящую тонкую металлическую авторучку.

— К этому блокноту хорошо подойдет вот такая ручка.

— Спасибо, нам только блокнот.

Продавец назвала цену. Расплатившись, Фина забрала покупку и напоследок еще раз посмотрела на продавца.

У выхода из магазина их ждал Телль.

— Тут кабина для фото есть. Пойдемте сфотографируемся, — сразу предложил он.

— Кабина? — Фина повернулась к сыну. — Пойдем, посмотрим?

Глаза Ханнеса загорелись любопытством. Спрятав блокнот в карман, он кивнул матери.

Возле фотоавтомата никого не было. Фина отодвинула штору и заглянула внутрь.

— Интересно, мы там можем все уместиться? Как думаешь, сын?

Ханнес зашел в кабину. Там оказалось вращающееся, с короткой спинкой, сиденье. Устроившись на нем, Ханнес осмотрелся.

— Можем, конечно, — уверенно сказал он.

— Мне кажется — нет, — сомневалась Фина. — В одежде, с сумкой…

— Вон крючки для одежды, — показал Ханнес.

— Все равно.

— Поместимся. Можно даже попробовать.

Тем временем прочитавший инструкцию Телль принес два жетона.

— Вот, — он протянул их сыну.

Фина отодвинула сиденье. Втроем они легко поместились в кабине. А потом, дома после ужина, смеялись, рассматривая получившиеся фотографии.

Мороженое

В аптеках Нацздоровья, которые иначе как НЗ в народе никто не называл, то, что было нужно для исполнения предписания инспекции, не продавалось. Телль обошел все в округе. Хождение отнимало время, которое он мог провести с сыном, поэтому Телль злился.

— Ну, нет, значит — нет, — сказала ему Фина. — И ничего тогда не надо делать.

— У нас срок просто, — ответил озабоченный Телль.

— И что? Ты про это со мной не разговаривай. Я здесь не буду тебе помогать. Ты все сейчас делаешь для того, чтобы сына не стало. Скоты из инспекции по детству, или как она там, исполняют свое решение твоими руками. Если ты не понимаешь такой очевидной вещи, то совсем от них не отличаешься.

После этих слов Фина вышла из комнаты, закрыв дверь. Телль понурил голову. Он чувствовал, как за эти дни стал чужим для Фины. Для нее все, что Телль говорил, делал, оказывалось плохим и неправильным.

Телль принимал обвинения жены, ее упреки. Он знал, что на самом деле Фина так не думает. Просто ей сейчас тяжелее всего. К тому же, Фина не хочет понять и не может смириться с тем, что тут действительно ничего нельзя сделать.

Важно, чтобы сын не видел настроения матери, не почувствовал его. Ханнес и так изменился, стал уходить в себя. Иной раз Теллю казалось — общение с родителями тяготит сына. Может, он стал ощущать себя взрослым, а, может, — все из-за переживаний о том, что ему предстоит, о том, что родители не в силах спасти его? Простит сын их?

После смены Телль решил заглянуть в аптеку Нацздоровья в другой стороне от фабрики. Туда он еще не заходил.

— Вам нужна аптека не НЗ, — объяснил, посмотрев на предписание, фармацевт.

— Какая? — не понял Телль.

— Которая называется не "Нацздоровье". Такие есть. Они просто с номером.

Уже шагая по улице, Телль подумал, что, наверное, нужно было спросить, где здесь ближайшая такая аптека.

Память подсказала идти к железнодорожному вокзалу. Напротив него Телль увидел на первом этаже коричневого дома вывеску "аптечный пункт № 17". Сколько раз он проходил мимо, но никогда не обращал на нее внимания. А ведь и для Марка он покупал в аптечном пункте. Телль тогда не придал названию никакого значения. Тем более, что здание с тем аптечным пунктом потом снесли.