опасную доктрину, утверждающую невозможность еврейской жизни в диаспоре. Они напрочь игнорируют другой вид сионизма, не поддающийся подобной критике, и тем самым, как мне кажется, более или менее признаются, что в глубине души и сами чувствуют, как их собственная доктрина ведет их прямо в объятия того же самого рода сионизма. Ибо в противном случае они оказываются перед острейшей дилеммой.

Они должны либо обещать, что автономия в диаспоре полностью разрешит наши проблемы, либо отрицать, что вообще возможно какое-либо решение. Однако первая альтернатива закрыта для них, ибо они не верят в чудеса, а вторая равным образом невозможна, поскольку слишком пессимистична, — она означает, что несчастный наш народ ожидает впереди бесконечное пребывание на одре болезни безо всякой надежды на выздоровление. Поэтому в конце концов автономисты тоже вынуждены будут обратить взоры на Восток и пересмотреть свою программу, включив в нее, наряду с максимально возможным улучшением и расширением нашей национальной жизни в диаспоре, поиски полного решения проблемы за пределами диаспоры.

Глава 13

Национализм на фоне классовой борьбы

(Н. Сыркин)

Уже в сочинениях и философии Мозеса Гесса мы видели еврейскую национальную идею, переплетенную с самого начала с предвидением социального избавления. Социализм и сионизм нередко сливались воедино не только в силу биографических случайностей, но и потому, что критика положения евреев в современном обществе неотделима от критики самого характера этого общества. Мозес Гесс был одинок в своем поколении; но с появлением группы Хиббат-Цион и становлением сионизма как движения социалистическое течение входит в него как одна из главных составных частей и в конце концов превращается в доминирующий фактор сионистского руководства среди еврейского населения Эрец-Исраэль и затем государства Израиль вплоть до выборов 1977 года.

В 1896 году вышла книга Герцля «Еврейское государство», а менее двух лет спустя, в 1898 году, ποявилась брошюра Нахмана Сыркина, отца социалистического сионизма, под названием «Еврейский вопрос и социалистическое еврейское государство». Как и сочинение Герцля, брошюра Сыркина написана на немецком языке.

Нахман Сыркин (1867–1924) родился на юге России и после скитаний, характерных для образованного российского еврея первого поколения Хаскалы, попал в Германию, изучал экономику в Берлине и сблизился с немецким социалистическим движением, бывшим тогда в расцвете своих сил и представлявшим собой центр социал-демократических движений Европы. Сыркин участвовал в Первом сионистском конгрессе, и его брошюра представляет собой редкое сочетание проникновения в проблемы еврейства нового поколения, эмансипации, национальных конфликтов и классовой борьбы. Но, будучи ортодоксальным марксистом, Сыркин соединяет понимание еврейского вопроса с общеисторической концепцией экономического и социального развития того времени; в некоторых пунктах — особенно в указании на социальные истоки современного антисемитизма — его слова, при правильном их прочтении, содержат удивительное понимание процессов, которые развернулись в полной мере лишь десятки лет спустя после написания брошюры. К пониманию культурных и духовных дилемм еврейской действительности нового времени, на которых останавливались, в частности, Герцль и Нордау, Сыркин добавляет социально-экономический аспект, придающий его анализу проницательность и дальновидность. Понимание истории и широта культурного полотна, характерные для Сыркина, бывшего «своим человеком» как в восточноевропейской, так и в западной культуре, к тому же погруженного в мир социалистической мысли — уникальны. В социалистическом сионизме, где порой наблюдаются догматическая замкнутость и чисто проповеднические нотки, Сыркин стоял значительно выше многих мыслителей, выдвинувшихся позднее и занимавших иногда более заметное место в общественном движении.

Сыркин открывает брошюру «лекцией» на тему о постоянном и изменяющемся в отношениях между евреями и окружающим нееврейским миром. С одной стороны, история этих отношений свидетельствует о непрекращающейся напряженности; с другой стороны, неверно связывать напряженность в отношениях — как делал это Пинскер со своим статистическим подходом — исключительно с постоянным и неизменным фактором. Источники напряженности следует искать не только в постоянно действующих факторах, базирующихся на единственном в своем роде историческом положении евреев как людей, лишенных родины, и в историческом развитии, которое проходят как евреи, так и окружающие их народы.

С определенной точки зрения следует видеть исключительное явление в самом существовании еврейской жизни в диаспоре, среди других национальных и религиозных единиц. Жизнь в изгнании (галут) Сыркин характеризует как далеко зашедший нонконформизм (непокорность) евреев, направленный против культуры большинства, в сущности — как их готовность к бунту против принятых «всем миром» мнений и как страдание, являющееся уделом всякого, кто не приемлет мнения большинства. Мир, в который попали евреи после разрушения Второго храма, говорит Сыркин, представлял собой развалины греко-римской культуры, к которой добавили дух палестинского христианства. Евреи принесли с собой духовные качества, вынуждавшие их относиться враждебно и отрицательно к обоим этим элементам. Энергичный субъективизм палестинских евреев, нашедший свое выражение в монотеистической религии, в поисках абсолюта и в этическом настрое, наткнулся в греко-римском мире на совершенно противоположные духовные свойства и элементы культуры.

То, что христианство вышло из лона иудаизма, еще более увеличило неприязнь иудейства по отношению к этой новой религии. Согласно Сыркину, в христианстве было два элемента, противоположных иудаизму, которые «кололи глаза» раввинистическому еврейству. С одной стороны, иудаизм — который в лице своих пророков боролся с государственно-политической властью — с презрением относился к компромиссу между христианством и государством; эта сделка христианства с Римской империей, правда, возвела его в ранг государственной религии, но лишила его с точки зрения иудаизма нравственной сути и духовной независимости. С другой стороны, вознесение «рабби из Назарета», по выражению Сыркина, и провозглашение его сыном Божьим, возмутило иудаизм, усмотревший в этом богохульство: «Община Израилева видела в Назареянине (Иисусе) не сына Божьего, а сына, сбившегося с пути. Христианский культ был в глазах иудаизма лишь жалким идолопоклонством. Крест, иконы, церковь казались ему язычеством. Ложная роль, отведенная христианскому Иисусу Назареянину, лишила евреев возможности признать даже этическую ценность этого учения».

То, что еврейство рассматривало христианство — хотя последнее и вышло из еврейского монотеизма — как язычество, вызвало, как это можно понять, чрезвычайно резкую неприязнь между евреями и христианами в средневековом мире. Поэтому в эпоху гегемонии христианства в Европе напряженность между теми и другими носила религиозный характер, причем вражда и презрение евреев по отношению к христианам сопровождались физическим насилием, применяемым христианским большинством к еврейскому меньшинству. Эти страдания и гонения, способные превратить другие группы в «орду безответственных бродяг-цыган», лишь закалили евреев в их непокорности перед лицом мира и благодаря нравственным ценностям исторического еврейства с его пророческой традицией обратили их, по их собственному признанию, в народ, страдающий во имя всего мира. Отдельные евреи могли порою быть богачами-эксплуататорами, но тот факт, что