27 января 1918 года приказом начальника Донской артиллерии генерала Астахова взводу было присвоено наименование 1-го Партизанского артиллерийского взвода Донской артиллерии, а я назначен его командиром. К концу месяца приступлено было к формированию других взводов (2-го и 3-го). Мой взвод заканчивал формирование в юнкерском училище. В день похорон атамана Каледина я выслал одно орудие под командой сотника Нефедова для отдачи последних воинских почестей усопшему.

Это было все, чем могла быть представлена тогда Донская артиллерия, но и этому единственному орудию не пришлось проводить прах атамана до могилы. Когда траурная процессия двинулась по Платовскому проспекту, орудие свернуло во двор юнкерского училища, так как я получил приказание немедленно доставить два моих орудия на станцию для погрузки и отправки на фронт для пополнения материальной части, а мне обещали дать на следующий день два других орудия. Это было исполнено.

Наличие материальной части, людей и лошадей далеко еще не означало готовности взвода к выступлению на фронт. Кроме небольшого числа офицеров-артиллеристов, все остальные партизаны, сплошь юноши, артиллерийского дела совсем не знали, учить их в период формирования было некогда, и я просил дать мне хоть два-три дня для самых необходимых занятий. В этом мне категорически отказали.

В Управлении артиллерии все это отлично понимали, но фронт был уже под городом Александро-Грушевским (станция Шахты), и в бой надо было бросать все, что имелось под рукой. Этого требовала обстановка.

1 февраля (ст. ст.) распоряжением штаба походного атамана взвод был придан к отряду полковника Черевкова (бывшей Чернецовский) и начал погрузку на станции Новочеркасск. 2 февраля отряд прибыл на станцию Каменоломня. В пути генерал Абрамов ознакомил командный состав с обстановкой.

В тяжелом бою 4 февраля у станции Каменоломня при 20 градусном морозе, где взвод заканчивал выгрузку под артиллерийским огнем и мой классный вагон был пробит снарядом, а на позиции был ранен ружейными пулями три артиллерийские лошади, выявились не только все недочеты поспешного формирования, но и трудность совместных действий коня с черепахой. Черепахой оказался мой взвод.

Превосходство было явно на стороне противника, и с наступлением сумерек наши эшелоны с пехотой стали отходить на станцию Персиановка, я же, покинутый всеми, если не считать двух-трех разъездов, обогнавших вскоре мой взвод, ночью в трескучий мороз, на слабых, некованых лошадях, из коих три были ранены, застревая в каждой балке, должен был отходить самостоятельно на станцию Персиановка, куда и прибыл поздно ночью. Честь и хвала тем славным 12 юношам-ездовым, которые совершили этот тяжелый поход без всякой предварительной подготовки.

На следующий день мне приказано было отправиться на станцию Новочеркасск и там деформироваться. Надо было снова погрузить орудия и лошадей. После бессонной ночи, которую я провел в качестве стрелочника и сцепщика, помогая коменданту додать мои вагоны к платформе, мой эшелон утром смог, наконец, отойти на станцию Новочеркасск.

В Новочеркасске я получил на пополнение несколько лошадей, немного людей, установил орудия на платформы, приспособив для стрельбы, и 10 февраля снова отправился на станцию Персиановка. Родные, с детства знакомые места. Наш кадетский лагерь, роща, передняя линейка. Поезд замедлил и остановился на станции. Вспомнился отъезд отсюда после объявления войны в Михайловское училище, а в начале июня 1915 года на фронт в действующую армию.

После обеда я вызван был с боевым эшелоном к лагерной платформе для борьбы с красным бронепоездом, появившимся от Каменоломни и пытавшимся прорваться на Персиановку. Быстро проехали лагерь Донской артиллерии, затем юнкерский и остановились у северной опушки рощи. Здесь в окрестности каждый год разносился гул орудийной стрельбы, когда донские льготные батареи вели на полигоне учебные стрельбы, по обозначенному противнику. Теперь перед нами был настоящий противник, которому последние донские орудия должны были преградить путь.

Довольно пасмурный февральский день склонялся в вечеру. Полковник Лысенко с подрывниками пошел вперед взорвать железнодорожный путь. В двух с половиною верстах, еще не выйдя на прямую, дымил красный бронепоезд, но огня пока не открывал. Мы приготовились к бою. В полутора-двух верстах правее железной дороги я заметил шедший в нашу сторону конный разъезд. Там еще могли быть наши, но никто не мог сказать мне ничего определенного.

Когда вернулись подрывники, я, чтобы выяснить положение, выпустил по нему шрапнель на высоком разрыве. Всадники повернули коней и карьером пронеслись назад в сторону противника. Красный бронепоезд вышел напрямую и открыл по нас огонь шрапнелью. Снаряды рвались хорошо, на нормальных разрывах, но чуть-чуть левее. Я мог стрелять вперед только из одного головного орудия и открыл огонь гранатой. Прекрасный наводчик этого орудия прапорщик Мельников работал уверенно и быстро. Наблюдать было очень трудно. Пасмурный день клонился к вечеру, а телеграфные столбы вдали образовывали как бы забор. После первых же наших выстрелов по нас был открыт еще и пулеметный огонь. Это было хуже. Там настоящий бронепоезд, у нас, кроме щита и стоявшего сзади зарядного ящика, никакого укрытия.

Я усилил огонь. После нескольких выстрелов пулеметный и орудийный огонь противника вдруг сразу прекратился, и красный бронепоезд пошел назад к станции Каменоломня. Видимо, с нашей стороны были удачные попадания. Выгрузив затем, согласно полученному приказу, одно орудие с запряжкой, которое осталось в юнкерской роще, я с боевым эшелоном вернулся на станцию Персиановка.

День 11 февраля прошел спокойно, но в это время участь Ростова и Новочеркасска была уже решена. В результате боя 10 февраля Персиановка была удержана нами вплоть до 12 февраля, дня оставления Новочеркасска и ухода в Степной поход.

Немногочисленная партизанская артиллерия (несколько орудий), участвовавшая в боях на подступах к Новочеркасску, прекратила в этот день свое существование. В Степной поход выступили из Новочеркасска только более поздние формирования, а именно: Семилетовская батарея – 2 орудия (штабс-капитан Букин), одно орудие 2-го Партизанскошго артиллерийского взвода. Донской артиллерии (сотник Мелихов[82]) и 3-й Партизанский артиллерийский взвод конной артиллерии (подъесаул Неживов[83]).

Ни о чем не предупрежденный, не получая никаких приказаний, я узнал о немедленном отходе от полковника Мамонтова, без указания куда, утром 12 февраля лишь в последний момент, когда эшелоны уже начали отходить, и выступил слишком поздно. Мой запас снарядов, ружейных патронов, пулеметы, продовольствие и фураж – все осталось в вагонах. Тем не менее я вывел свой взвод со станции Персиановка и довел его до железнодорожного вокзала в Новочеркасске.

На Новочеркасских косогорах мои плохо или совсем не кованные лошади совершенно выбились из сил. На