29 января. Наступило утро. С Лихой и по Царицынской ветке обнаружилось движение бронепоездов и эшелонов красных. Дана задача взорвать путь, на что получено 8 пироксилиновых шашек. Штабс-капитан Шперлинг решил взорвать путь как можно ближе к Лихой. Орудие двинулось навстречу к большевикам. Вскоре показались дымки паровозов, то бронепоезда и эшелоны врагов. Начался встречный артиллерийский бой. Красные, завидев наше орудие, не останавливаясь, как всегда, открыли на ходу огонь. Наше орудие на полном ходу отвечало.

В это время одна красная шрапнель ударила в колесо орудия и разорвалась на платформе. Невредим остался лишь Шперлинг. Все остальные номера кто ранен, кто убит, орудие с разбитым колесом, стрелять нельзя. Пришлось отступать. Красные не останавливаясь двигались за нами. Во что бы то ни стало надо было взорвать путь, иначе красные за нами ворвутся в Каменскую. Трое из оставшихся, кто случайно был на другой платформе, где стояли три пулемета партизан, на ходу соскакивали с поезда, закладывали шашки и перед носом красных в шахматном порядке взрывали путь.

На станцию Каменскую орудие прибыло невесело. На платформе, залитой кровью, стояло орудие с разбитым колесом, лежали убитые подпоручик Слоболитский, юнкера Метт и Кащеев[75]; стонали раненые Кизим и Прохоров. Тут же стояла сестра милосердия, вся в белом, и оказывала помощь раненым.

Ввиду обнаружившегося наступления красных и со стороны Глубокой, а также из-за отсутствия снарядов, их оставалось всего лишь 20, решено Каменскую покинуть и идти походным порядком на Новочеркасск. И когда бронепоезда красных показались у станции, там осталась лишь дикая толпа грабивших, а колонна партизан с орудием покидала станицу, скрываясь за буграми у Донца. Убитых и тяжело раненного юнкера Кизима, вскоре умершего, пришлось оставить. Их сдали Обществу врачей.

Остальные, шлепая по густой и глубокой грязи, имея на плечах лишь винтовки, грустно двигались на юг. Шли всю ночь, третью бессонную ночь, усталые, голодные, борясь со сном и грязью, навстречу холодному ветру с мокрым дождем и снегом, к неизвестному будущему. Еле двигались ноги, но все шли вперед, засыпая на ходу, кто видел сны, кто грезил, кто облегченно вздыхал, принимая свои галлюцинации за действительность. То казалось им, что там, где-то вдали, где сливается земля с небом, цветущие деревни, веселые хаты, пахнет хлебом, фруктами; то казалось, вот-вот, совсем близко, залитая солнцем станица, и приветливая хозяйка готовит мягкую кровать; то просто огоньки и лай собак, вестник будущего жилья.

К часам к 4 пришли в поселок Трифоновка, где был короткий привал, кончившийся тревогой. Тревога была ложная, двинулись дальше. На рассвете перешли Царицынскую линию, напряженно прислушиваясь, сжимая холодные винтовки. Но все было тихо. У переезда узнали, что только что прошел поезд красных. За линией, проплутав довольно долго, к вечеру пришли в хутор Керченский. Там собрался сход, есаул Лазарев говорил о том, кто мы и куда идем. Приняли довольно ласково.

31 января. К вечеру мокрые, грязные на подводах приехали в с. Мокрый Луг. Там встретили инженеров-путейцев, бежавших со станции Зверево. Они сказали, что большевики двигаются по железной дороге на станцию Сулин, так что дорога нам туда отрезана. Рассказывали о смерти генерала Каледина, о слухах об уходе армии генерала Корнилова из Новочеркасска и Ростова на юг. Обстановка складывалась неблагоприятно, нас могли в Новочеркасске перехватить.

1 февраля из Мокрого Луга, заменив измучившихся лошадей быками, с новой командой «цоб и цобе», по грязи двинулись в станицу Раздорскую, куда прибыли засветло. На окраине станицы нас ждали вооруженные казаки, решившие не пускать наш отряд к себе в станицу. Но когда мы сказали, кто мы, куда идем и зачем, нас приняли очень охотно.

2 февраля. Утром с Раздорской станицы выступили дальше. Был пасмурный и ветреный день. Морозило. По дороге сделали привал в Мелеховской станице. Там был сход и враждебное отношение со стороны молодых фронтовиков. Царило возбуждение по поводу нового приказа о мобилизации атамана Назарова. Отдохнув два часа, выступили в станицу Бессергеновскую. Пошел обильный снег, началась метель. Шли по степной местности, ровной и пустынной, сбиваясь с дороги. Надвигалась ночь, станицы же не видно было. Возле самой станицы проводник сбился с пути совсем. Если бы не случайно замеченный кем-то огонек, показавшийся среди хлопьев снега, предстояла ночь в снежной степи. В станицу вошли с юга, оказалось, что плутали возле самой станицы.

3 февраля. Переночевав в станице, выступили на станицу Кривянскую, сопровождаемые группами казаков-стариков, шедших в Новочеркасск по мобилизации. Орудие на быках ползло. По дороге сбились с пути. Орудие в каком-то вязком месте застряло, и тепло одетые казаки спасли положение. Ночевали в станице, отношение к нам было явно враждебное. На следующий день разыгрался конфликт. Дело в том, что казаки, расположенные к нам, ушли из станицы в Новочеркасск по мобилизации, и остался лишь сочувствующий большевикам сброд.

Эти собрали сход и постановили нас отпустить, но орудие отобрать, ссылаясь на то, что они, мол, не знают, кто мы такие и что у нас за намерения. Орудие же им самим может понадобиться, ввиду того что настали такие смутные времена. На сход неожиданно пришел есаул Лазарев, который долго говорил с казаками, после чего удалось их уговорить отпустить с орудием. Долго искали быков и, наконец, нашли и много после полудня выступили в Новочеркасск, где после долгих мытарств расположились в кадетском корпусе.

И. Лисенко

Чернецовский поход[76]

В середине декабря 1917 года в Новочеркасск прибыли «быховцы» – генералы Корнилов, Марков, Деникин и другие. Первым неожиданно пришел к нам в штатском генерал Марков. Собрав вокруг себя юнкеров, он сказал, что счастлив видеть нас здесь, так как сам он окончил в 1898 году Константиновское артиллерийское училище и преподавал в Михайловском. В живой и остроумной беседе он знакомил нас с общей обстановкой и просил задавать вопросы, обещая и впредь навещать нас. Эта и последующие беседы очень поднимали наше настроение. Однажды генерал прочел нам блестящую двухчасовую лекцию «о национальном воспитании», произведшую сильное впечатление на юнкеров и вызвавшую еще большие уважение и симпатию к лектору.

После инспекции батареи генералом Алексеевым он назначил нам нового командира батареи, подполковника 31-й артиллерийской бригады, Георгиевского кавалера Дмитрия Тимофеевича Миончинского, создавшего боевую репутацию батарее.

Красная пропаганда разложила казачьи части, и на них Донское командование не могло положиться. Были созданы партизанские отряды из учащейся молодежи. Они поддерживали порядок и защищали область от вторжения большевиков. Среди них прославился отряд есаула гвардии Василия Михайловича Чернецова. Он быстро перебрасывал