собой трофеи».

В какой-то момент Горчаков не выдержал и обнял Лючию.

Да, он был зол на «Лючию-два». И эта Лючия все ещё существовала. Но сейчас рядом с ним сидела несчастная, тихо плачущая Лючия-три, в чьём сознании существовала и безжалостная шпионка с Лисс, и неопытный кадет с Земли.

— Теперь вы понимаете, почему я приняла их сторону? — спросила Лючия.

— Да, — подтвердил Горчаков. — У тебя не было выбора.

Почему-то он ей сразу поверил.

— Это так нелепо и так противно, — пробормотала девушка. — Какой-то стыд и позор, и чувствуешь себя…

— Понимаю, — сказал Горчаков. — Экзистенциальный кризис бытия — штука беспощадная.

— Двести шесть — пять потому покончил с собой? Он понял?

— Вероятно. На логическом уровне потерял смысл продолжать существование.

— А Толла?

— То же самое, но на эмоциональном, — сказал Горчаков. — Хреново, да. Если это признать как факт, то информация ударит по многим.

Лючия с подозрением посмотрела на него.

— А вы?

— Тупой, наверное, — улыбнулся Горчаков.

— Ну или «бесстрашный командир, никогда не теряющий волю к борьбе», — сказала Лючия.

— Тоже неплохо, — согласился Горчаков. — Что будет с нашими?

— Ничего хорошего, — сказала Лючия. — А самое главное, что их появление станет поводом для зачистки всей нашей зоны. Понимаете, их воспримут как передовой отряд вторжения. Как возможную опасность. Вначале их допросят, конечно.

— И отправят сотню кораблей уничтожать миры Соглашения?

Лючия посмотрела на него с непониманием.

— Зачем? Стиратели могут сделать всё куда проще.

— Ну да, — согласился Горчаков. Вынул из кармана пачку носовых платков, протянул Лючии. — Ты уверена, что всё это правда? Что мир устроен именно так?

— Вроде да, — Лючия высморкалась, задумалась. — Обе «я» так считают. Это ведь всё объясняет, верно?

Горчаков встал, прошёлся по боксу. Посмотрел на Соколовского и Фло, изнывающих от любопытства. Спросил:

— Ауран знают?

— Мне кажется, предполагают, — решила Лючия. — Причём давно. Но стараются в этом направлении не думать.

— Поговорить бы сейчас с Ракс… — вздохнул Горчаков. — Если мы отправимся на поверхность, то сможем пройти на Лисс? На настоящий?

— Выход может сработать повторно, — сказала Лючия. — Не вижу причин отказать в выходе ещё одной группе.

— Хорошо.

Она посмотрела на Горчакова с надеждой.

— Мы все уйдём туда?

— Нет, пожалуй только мы с тобой, — задумчиво сказал командир. — Уйти всем — это как признать правоту Стирателей. А мне кажется, что всё не так просто.

Он подошёл к выходу из бокса и открыл дверь. Посмотрел на Фло. Спросил:

— Вы знаете её мнение о том, как устроен мир?

Ауран молчал несколько секунд. Потом ответил:

— В общем-то да. Мы частично просканировали её воспоминания.

— И как к этому относитесь?

— Нам не нравится, — сказал Фло. — Мы ищем доводы против. Как вы, командир Горчаков?

Валентин пожал плечами.

— Предпочитаю не соглашаться с услышанным. Марк!

— Да, командир! — искин на экране встрепенулся. — Я изнываю от любопытства!

— Пусть все соберутся в рубке, — сказал Горчаков. — И вызовите Криди с Яном, они тоже должны нас слышать.

С точки зрения Матиаса, ему даже удалось расслабиться. Он вновь лежал на металлическом пьедестале, закрыв глаза и ни о чём не думая. Но металл не размягчался и не пропускал его внутрь.

Это действительно был путь в один конец.

В конце концов он смирился с поражением, открыл глаза и сел. Снаружи всё так же был день — интересно, сколько он здесь длится? И как растительность приспособилась к тому, что днем светило всегда в зените — есть же здесь растительность?

Он сглотнул. Растения, вода… Горло пересохло и это начинало пугать. Температура градусов двадцать пять, не выше, но облаков нет и солнце, пусть даже здесь оно зовется Лисс, палит голову. Сколько можно прожить без воды?

— Слышишь?

Матиас увидел, что Ксения тоже села и вслушивается.

— Что именно?

— Звук… странный.

Они вышли из беседки. За спиной их товарищи, также смирившиеся с неудачей, слезали с металлических лежанок.

Вначале Матиас ничего не увидел.

Затем взгляд поймал высоко в небе мерцающую, будто переливающуюся всеми цветами, точку. Слабый звук, похожий на тонкий писк, шёл от неё.

— Ага, — сказала Ксения. — Всё-таки наше появление стало для кого-то сигналом.

— Ты что-то знаешь? — Матиас понизил голос.

Ксения покачала головой. Сказала:

— Мать что-то знает. Нет, не знает, но допускает, подозревает, ожидает. Мне кажется, она играла вдолгую ещё когда отпустила меня.

— Ксения… — Матиас взял её за руку. — Мне не нравится твой тон.

Она слабо улыбнулась.

— Мне самой не нравится.

Казалось — или радужная точка в небе стала ближе, обрела подобие формы?

Во всяком случае, она ощутимо снизилась. Матиас понял, что когда впервые увидел её — она была в верхних слоях стратосферы.

Космический корабль?

— Возможно, что я лишь инструмент, — сказала Ксения. — Или и того хуже.

Матиас не стал спрашивать, что может быть хуже. Он лишь крепче сжал её руку и сказал:

— Что бы там ни было, но знай, что я люблю тебя.

— Мать это знала. И про мою любовь тоже.

Тоскливое ощущение надвигающейся беды охватило Матиаса.

— Не знаю, о чём ты. Но Ракс не должны были так поступать с тобой.

— Почему? Я ведь уже говорила. Я лишь часть огромного целого, — она улыбнулась. — Волнует ли тебя выпавший волосок или высыхающая на теле капелька пота? Матиас, я куда больше человек, чем кто-либо ещё. Но во мне есть часть знаний Ракс и что-то вроде их способа мыслить. Возможно, я начинаю догадываться, чего на самом деле боялись Ракс. И для чего Ракс меня отпустили вовне, а затем и отсоединили — тоже.

— Ксения…

— Молчи, — она крепко сжала его пальцы.

Точка в небе уже обрела форму. Обратилась в нечто, вроде пологого конуса, покоящегося на диске. Ещё неясных очертаний, но…

— Мать моя женщина! — сказал Матиас, вспомнив странную фразу, которую порой произносил его русский друг и командир. С чем она была связана, с традиционной ли русской нелюбовью к экспериментам в области размножения, или с не менее традиционным уважением к «matushka» и «babushka», Матиас не знал.

Но в любом случае эта фраза показалась ему уместнее обычной русской матерной брани, которую Валентин хоть и не любил, но всё же допускал чаще. Это простое и бесспорное утверждение было единственным, что передавало безумие увиденного.

К ним опускался летающий город.

Огромный (десятки или даже сотни километров в диаметре?) диск, на котором высилась гора. На склонах горы (теперь это было уже различимо) росли леса и текли реки, стояли дома — посёлки и города. Вершину венчало что-то белоснежное, из камня, стекла и сверкающего металла. Весь летающий остров был окружен переливчатой радужной оболочкой, до смешного напоминающей